Берег мой ласковый - стр. 52

На фронте всем было известно, что немецкие солдаты считают богатым трофеем наши противотанковые гранаты РПГ-40, легко пробивающие двухсантиметровую броню. Две такие гранаты лежали сейчас в батаговском окопе. Только две! Маловато, конечно… Хотя понимал он, что вряд ли успеет бросить больше, когда танки напрут. Немецкий танк – штука опасная. Однако, как и любой крестьянский сын, Силантий всегда, во всяком деле любил, когда имеется запас. А в серьезном бою запас ой как может пригодиться!

Обвешанный автоматами, со своей винтовкой, с солдатским вещмешком, набитым патронными магазинами, он уже поворачивал обратно, когда ему повстречался живой финский солдат.

Он сидел на земле, прислонившись спиной к дереву. Сидел и не шевелился, будто мумия, застывшая в веках в одной позе. Солдат глядел широко распахнутыми глазами на Батагова. Правая рука его подрагивала. Она пыталась дотянуться до винтовки, лежащей рядом, но почему-то не слушалась своего хозяина и безвольно падала обратно.

Инстинктивно Силантий хотел было выстрелить, уже поднял ствол… Но, разобравшись в чем дело, опустил свою винтовку. Солдат был ранен в живот прямым пулеметным выстрелом. Вероятно, у него были перебиты внутренности и позвоночник, солдат был парализован и не мог управлять своим телом. Он сидел в луже собственной крови.

Но мозг его, видно что, работал.

И Батагов присел перед ним на корточки, разглядел его лицо.

Это был совсем еще молодой парнишка. Сопляк, молокосос лет семнадцати. Лицо белое от потери крови, предсмертное лицо. На щеках струйки слез. Ему, наверно, было очень больно, но у солдата не было сил, чтобы стонать. Светлые его волосы шевелил ветер.

– Ты зачем сюда пришел, паря? – спросил Силантий, глядя ему в глаза. – Это же не твоя земля, а моя. А я тебя не звал. Зачем ты сюда пришел?

Солдат глядел на него молча. Глаза его затухали.

Батагов поднялся и пошел к своему окопу. Ему было жалко этого финского парнишку, годящегося ему в сыновья. Но он проглотил эту жалость вместе с тягучей слюной начинающего сохнуть рта – перед каждым боем ему всегда почему-то хотелось пить. Он понимал: скоро, совсем скоро по нему будут стрелять такие же вот губошлепы, а может, и убьют.

Он шел и матерился, ругал и этого солдата, и войну, в которой надо обязательно кого-то убивать.

– Сидел бы, глупыш чухонский, дома, не спрыгивал бы с мамкиной курошести[12]. А то ему обязательно надо было под пулю мою подлезть…

Сев около пулемета, Силантий задумался. Пойдет наступление, а значит, пойдут танки. Как с ними воевать? Никак. Только две «эрпегешки»… Да и то, чтобы их бросить, надо еще до того танка добраться. Тоже задачка, не приведи Господи. Танкисты в походе обзыркивают вокруг, как метлой метут. Уничтожают вокруг все живое… Пехота пойдет в колонне, на грузовиках, значит, с ней воевать, скорее всего, не придется.

«Хотя… – Батагов присел над скопившейся в маленькой низинке водой, стал черпать ладонью ее, холодную и прозрачную, шумно похлебал. – Почему это не придется? Они ведь приблизительно знают, где располагается мой пулемет. Те, кто остался живой, указали на это место. Значит, высадят взвод солдат, будут прочесывать лес, чтобы меня на месте обнаружить, да и прихлопнуть. Знамо дело, им нельзя меня в живых оставлять, я ведь могу пропустить танки вперед, а потом открою огонь по грузовикам, по живой силе…»