Белый Север. 1918 - стр. 24
– Я в разных местах обучался языку, – ушел от прямого ответа Максим. – Ваше предложение – большая честь для меня, однако я вынужден его отклонить, поскольку уже поступил на службу в отдел юстиции Верховного управления Северной области.
– Ах да, местное правительство… – Пуль побарабанил пальцами по столу. – Что-то такое припоминаю. Хорошо, что оно имеется, это полезно. Надо не забыть направлять туда копии моих распоряжений. В городе необходимо поддерживать порядок. А вас, мистер Ростиславцев, я более не задерживаю.
***
Первым, что Максим встретил на новой службе, был скандал. Чаплин, красный, как советское знамя, орал на Гуковского:
– Почему это не мы можем просто взять и арестовать всех большевиков поголовно? Как это большевизм – не преступление? Не желаю этого слушать! С кем мы в таком случае сражаемся, если не с преступниками, позвольте спросить?!
Гуковский отвечал спокойным, скучным даже голосом:
– Большевизм есть столь неопределенное и неуловимое для юридической квалификации явление, что подведение его под те или другие статьи уголовного закона представляется совершенно невозможным.
– А убийство Государя, в котором сами большевики расписались в своих же газетах, квалификации поддаётся?
– Гражданин Романов от престола отрёкся? Отрёкся, в пользу своего брата Михаила. Уже больше года назад. А потому гражданин Романов на момент казни Государем именоваться не мог. Следовательно, о покушении на жизнь, здоровье, свободу и вообще неприкосновенность Священной Особы говорить никак невозможно….
– Но убийство-то было! Было ведь!
– Конечно, было. Только убийство – это статья 453-я, по ней до восьми лет каторги. Это никак не 99-я, о покушении на Священную Особу, предусматривающая смертную казнь…
Пока Гуковский разъяснял такие тонкости, Чаплин из красного становился белым.
– А что насчёт Октябрьского переворота? Может, и его не было? – спросил он подозрительно спокойным голосом.
– Переворот, да… Конечно, он был, это… посягательство на насильственное изменение образа правления… – Гуковский повёл рукой, показывая, что опускает формулировку. – Словом, это статья 100-я, там только смертная казнь.
– Так за чем дело стало?
– Видите ли, переворот в столице осуществляли совсем не те лица, которые были арестованы вчера в Архангельске…
– Но эти “лица” состояли с ними в одной банде! – процедил Чаплин. – Это – соучастники!
– Понимаю ход ваших мыслей, – Гуковский, кажется, входил в азарт. – Но статья 102-я тут неприменима! Она гласит о сообществе, составившемся для учинения данного преступления – а большевики такой цели при создании не заявляли. Формально…
Хотя до изобретения слова “троллинг” оставалось почти сто лет, ничего не мешало Гуковскому с удовольствием заниматься им уже сейчас.
– Вы слепы, глупы или попросту некомпетентны!? – орал Чаплин. – Все эти революционеры сами, в своей же печати излагали свои замыслы! Это же чистосердечное признание!
– Вы правы, конкретные лица излагали свои цели и намерения. Они покушались на совершение тяжких преступлений. За это они понесут всю полноту ответственности. Но заявления частных лиц, пусть даже занимающих высокие посты, не должны переносить ответственность на рядовых членов партий!
– Вы мне бросьте это крючкотворство! – Чаплин ударил кулаком по столу. – Городская тюрьма переполнена, пленные и подозрительные лица прибывают с каждым часом, а вы тут будете буквоедство разводить? Необходимо немедленно учредить военные трибуналы для оперативного решения большевистского вопроса!