Белый негр. Поверхностные размышления о хипстере - стр. 2

В данном издании также приведены некоторые письма из переписки Мейлера с критиками и интервью, записанное Ричардом Стерном. Эти небольшие обрамляющие тексты дополняют эссе, проясняют (подчас методом «от противного») некоторые аспекты отстаиваемой его автором позиции и вскрывают корни и предпосылки выраженных в нем убеждений. Перевод эссе и сопровождающих материалов осуществлен по публикации в книге Мейлера «Самореклама» («Advertisement for Myself»). Первое издание – New York: Putnam’s Sons, 1959.

Уходя из «Voice»[1], я знал, что пришло время привести себя в порядок. Внутри меня сидел роман[2] (о котором я уже упоминал в других предисловиях), однако я знал: чтобы и впрямь когда-нибудь его написать, мне сначала придется долго и упорно работать над тем, чтобы вновь научиться работать.

За то время, пока мы жили в Париже, мне удалось избавиться от некоторых вредных привычек – по крайней мере, слезть с бензедрина и секонала, но полтора месяца воздержания от наркотиков атрофировали мой мозг и стоили мне огромного напряжения. Когда мы вернулись в Нью-Йорк, город показался мне мертвым. Я чувствовал, что нахожусь на грани. Жена была беременна. Внезапно я осознал, что у меня просто не хватает сил поддерживать безумный ритм жизни последних нескольких лет. Поэтому мы подыскали себе домик в пригороде. Прежде чем он нам наскучил и мы захотели вернуться обратно в Нью-Йорк, каждый из нас успел неплохо над собой поработать. За эти два года медленной работы я написал «Белого негра», шестьдесят страниц романа, некоторые вещи из тех, что вошли в эту книгу, а также переделал «Олений заповедник» в пьесу. Предпочту, однако, до поры оставить все подробности. Впереди меня ждала переписка с Уильямом Фолкнером при посредничестве одного моего друга.

Переехав в пригород, я решил бросить курить. Пару раз я пытался сделать это в Нью-Йорке, но спустя несколько недель неизменно срывался: когда куришь по сорок сигарет в день, завязать с никотином ничуть не легче, чем с героином. Но на сей раз я вдобавок начал заниматься боксом. Мой отчим, который в свое время был профессионалом, всегда надевал перчатки вместе со мной. Нет ничего плохого в том, чтобы набрать форму, говорил я себе. И дрался. Честолюбиво, азартно, напряженно, раскрывая в себе новую жестокость и новую пассивность. И обходился без сигарет четыре месяца кряду. В то время меня разнесло до ста семидесяти пяти фунтов, однако я пребывал в хорошей форме и мои чувства были обострены: я научился получать удовольствие от сотен вещей, в которых раньше не находил ничего особенного. Впервые за два года беспрерывных марихуановых зависов я начал ощущать, что набираю больше сил, чем успеваю растратить. Все шло хорошо, за исключением того, что писать никак не получалось: прояснения случались, но вот связность мыслей хромала так, будто голова была набита соломой.

Для меня это была первая передышка за долгие годы, и я ходил словно мешком по голове ударенный. Я по-дурацки чувствовал себя в компании; стоило мне о чем-то задуматься, как в ассоциативных рядах неизбежно возникали пробелы. Я опасался, что это может быть расплатой за все те годы, что я калечил себе нервы бензедрином и секоналом. Временами меня накрывало ощущение невыносимости дальнейшего творческого бездействия, и я стал жить с уверенностью, что просадил свой талант.