Белый Клык. Рассказы - стр. 23
Первый месяц своей жизни он провел в таком сне, но теперь он хорошо видел, подолгу не спал и отлично изучил свой мир. Мир его был мрачен, но он не знал этого, так как не видел иного. Мир был полутемен, но глаза его не были приспособлены к другому свету; мир был тесен и ограничивался стенами логовища, но волчонок не имел никакого понятия о широком внешнем мире, и его не удручали тесные рамки.
Впрочем, он скоро обнаружил, что одна из стен его мира не походила на другие. Там был вход в пещеру, оттуда шел свет. Он сделал это открытие задолго до того, как у него явилась первая мысль, первое сознательное желание. Прежде чем у него прорезались глаза, стена уже неотразимо притягивала его. Свет оттуда бил в сомкнутые веки, и его зрительные нервы ощущали странно приятный трепет от искрящегося теплого сверкания. Как химический состав растений заставляет их тянуться к солнцу, так и тело волчонка, каждая его клеточка, вся та жизнь, что составляла главную сущность его организма, помимо его воли стремилось к этому свету.
Еще прежде чем в нем затеплилось сознание, он постоянно подползал к отверстию пещеры, так же, как его братья и сестры, и никто из них в этот период не приближался к темным углам задней стены. Свет, который был нужен для химического процесса их жизни, привлекал, как будто они были растениями, и их маленькие бессмысленные тела ползли к нему слепо и невольно, как побеги винограда. Впоследствии, когда в каждом из них развилась индивидуальность и их побуждения сделались сознательными, притягивающая сила света увеличилась. Волчата постоянно ползли по направлению к свету, и матери приходилось оттаскивать их назад. Таким образом, волчонок узнал и другие особенности своей матери, помимо нежного, лижущего языка. В своих настойчивых попытках уползать от нее по направлению к свету он узнал, что у матери есть нос, который резким толчком может придавливать к земле и перекатывать быстрыми и последовательными ударами в темный угол пещеры. Таким образом, он узнал боль, а в заключение научился избегать ее, во-первых, не рискуя навлекать на себя наказание, а во-вторых, увертываясь от ударов и отползая. Это были уже сознательные поступки, явившиеся результатом первых обобщенных сведений о мире. Раньше он отстранялся от боли невольно, как невольно, например, полз по направлению к свету, потом стал отстраняться сознательно, потому что уже познал боль.
Он был свирепым волчонком, такими же были его братья и сестры. Но этого и следовало ожидать, потому что он был хищником и происходил из рода хищников, питающихся мясом. Его отец и мать питались только мясом; молоко, которое он сосал с первого же дня жизни, перерабатывалось из мяса, и теперь, когда ему исполнился месяц и уже с неделю как открылись глаза, он сам стал есть мясо, наполовину переваренное его матерью и отрыгиваемое через глотку для пяти подрастающих волчат, так как молока у нее не хватало.
Из всего выводка он становился самым свирепым и мог рычать громче и злее прочих, а припадки его детской ярости казались страшнее, чем у других волчат. Он первый научился опрокидывать ударом лапы братьев и сестер и первый же схватил зубами за ухо другого волчонка и оттрепал его, рыча сквозь крепко стиснутые челюсти. И уж конечно он более всех причинял беспокойства матери, удерживавшей свой выводок, когда они ползли к выходу из пещеры.