Белый || Алый - стр. 32
— Здравствуй, Уля. Как поживаешь?
— Похуже тебя, Цыган, — вздохнула она. — Почему так долго?
— Как смогли, так и выехали. Вот, знакомься, — новобранцы, — указал Цыган ладонью на курсантов и первой представил девушку. — Это Катя Ульман, это Кирилл Сафронов, а это…
— Я знаю, кто это. Такие же глаза, как и у отца, — внимательно посмотрела она на Влада. — Да внешностью на него похож. Ты Влад Самойлов?
— Так точно.
— Как папашка? Не помер еще? — с легким задором спросила женщина.
— На твоих молитвах держимся, — с улыбкой посмотрел он на нее. — Давно не виделись, Ульяна Петровна.
— Помнишь меня, значит?
— Вас не забыть, особенно, Ваш борщ.
Когда Владу было лет двенадцать, она жила у них в клане, в квартире отца и Влада, около двух недель под предлогом бумажной волокиты и прочей работы. На самом деле, отец и Ульяна были любовниками, и каждый день на протяжении этого времени отец отправлял Владислава ночевать к соседу, но когда тот возвращался обратно, Ульяна встречала его, словно мать, которую парень не помнил. Настоящая его мама умерла при родах, отдав свою жизнь, чтобы на свет появился Влад, и он не знал даже, как ее звали. Мальчик, не знавший материнской любви, хотел вкусить ее, и когда женщина уезжала, он со слезами на глазах просил ее остаться с ними. Но у Ульяны был целый город, от нее зависели человеческие жизни, и поэтому она покинула Черный клан, сказав на прощание, что когда-нибудь они еще встретятся.
— Вот мы и встретились, плакса, — она поднялась из-за стола и подошла к Владу, крепко его обняв, на что он ответил ей тем же. — Ты возмужал… Как быстро летит время.
— Вы все так же прекрасны, Ульяна Петровна.
— Хм, весь в отца… Но перейдем к делу. — слух объял плач бабушки, сидевшей на стуле и наблюдающей, как два родных человека встретились спустя столько времени. — У этой старушки пропал вчера внук.
— Степа, — сквозь всхлипы произнесла старушка. — Степа… Пропал! Украли!
— Как все было? — подошел к ней Цыган. — Расскажите нам, мы Вам поможем.
— Ночью проснулась от звука такого противного, — бабушка вытерла слезы старым платочком. — Минут десять лежала да встать не могла — отказало все, а когда получилось подняться, — на глазах ее снова выступили слезы, — Степки и след простыл. Нету его, унесли… Украли, ироды! Верните, умоляю!
— Мы сделаем все, что будет в наших силах. А теперь я хочу попросить Вас выйти. Нам нужно обсудить план, — проводив старушку из кабинета, она закрыла за ней дверь. — Вот так у нас тут. Дети пропадают, а этот — уже второй за две недели. До него еще пятеро пропали. Все говорят одно и то же: противный звук и парализация тела на десять минут.
— И никаких догадок? — участливо спросил Цыган.
— Монстр, наверное, чудной какой-то появился в нашем округе. А возможно…
— Не тяни.
— Говорят, что пропавших детей видели на улице Победы, но там все огорожено.
— В городе была улица Победы, или, можно сказать, даже целый район. Когда-то там функционировали довольно-таки серьезные исследовательские клиники, стояли диспансеры и прочие медицинские учреждения, да и прославился этот район именно лечебницами для тех, кто не мог жить нормальной жизнью, среди социума в силу своего развития или просто стечению обстоятельств. Все было в строжайшей дисциплине. Охрана по графику, питание и лечение. Рядом строились жилые массивы для персонала, работающего в городе. Но когда положение дел стало хуже, многие начали уезжать. И со временем контроль над всем этим свелся к минимуму. Здания стояли почти пустые, процветало мародерство и убийства. И город охватила волна жалоб. О выходках тех самых душевнобольных. Жалобы были разнообразные: укусы, нападения, ненормативная лексика в общественных местах, вандализм, убийства. Местные власти начали предпринимать определенные меры. С помощью нашего тогда ещё существовавшего доблестного ОМОНа вылавливали бунтарей и помещали назад, на улицу Победы. Но так как ни времени, ни номеров не хватало на обеспечение охраной этих лечебниц, стали вырастать по территории района огромные бетонные заборы с натянутой колючей проволокой. Так и превратился некогда медицинский центр в еврейскую печку, как это место называли в газетах, и с тех пор там так и обитают люди, вставшие на кривую дорожку. Поначалу из-за забора виднелись клубы дыма пожаров, процветали убийства, изнасилования. Вопли не затихали и длились целые ночи. Это стало в порядке вещей на этой территории, пока однажды все не прекратилось.