Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - стр. 11

Среди русских, оказавшихся в европейских лагерях перемещенных лиц, сомнительные заявления о национальной принадлежности были настолько часты, что их можно считать нормой. Но больше всех остальных к обману при заявлении о своей национальной принадлежности были склонны этнические русские и/или бывшие советские граждане. Белым русским часто приходилось скрывать, что в годы войны они сотрудничали с врагом, а бывшие советские граждане опасались принудительной высылки на родину в случае, если раскроется их настоящее происхождение.

Между тем с 1946 года западные союзники сообщали СССР, что в их лагерях больше нет русских, которых можно было бы репатриировать, и неявным образом побуждали русских, которые на деле еще оставались в лагерях, прибегать к маскировке. Так, большое количество русских, достигших берегов Австралии, прибыли туда под видом поляков, югославов, украинцев, чехов, латышей, литовцев и так далее – порой под вымышленными именами. По большей части эти люди выдумывали себе новые личности сами (раздобыть в лагерях ди-пи фальшивые документы было легче легкого), но за некоторых это делали другие: мы имеем в виду русских или бывших советских перемещенных лиц с сомнительным политическим прошлым. СССР считал их военными преступниками, так как они работали после войны на разведку стран-союзниц, и потому в Австралию их переселяли тайно, под эгидой IRO. Представители этой второй категории иммигрантов наверняка жили в страхе перед разоблачением, и у некоторых эти страхи сбылись в начале 1960-х, когда Советский Союз потребовал выдачи ряда военных преступников, осевших в Австралии. (Правительство Австралии ответило на эти требования отказом, но имена этих людей были опубликованы в прессе на иностранных языках.)

Даже невиновные русские ди-пи, не имевшие на своей совести никаких военных преступлений, должно быть, чего-то побаивались, потому что очень многие из них в то или иное время переезжали из страны в страну с липовыми документами и чужой национальностью.

Китайским русским, как правило, было нечего скрывать, и потому они гораздо реже «вывешивали чужие флаги»; однако обстоятельства эмигрантской жизни в Маньчжурии, где весьма пестрое по этническому составу множество мигрантов и беженцев из разных уголков бывшей Российской империи проживало в крупных городах с преобладанием русского населения, вроде Харбина, наверняка привели к некоторому искусственному разбуханию числа православных по вере и русских по национальности (или русских эмигрантов при японской оккупации 1930–1940-х). Среди русских были коллаборационисты, сотрудничавшие с японцами – врагами Китая в пору войны. Правда этим коллаборационистам так и не представилась возможность с оружием в руках выступить против союзников.

Безусловно, самой активной политической силой в русской общине Китая в 1930–1940-е годы была Русская фашистская партия, симпатизировавшая японцам, но к послевоенному периоду Австралия уже утратила всякий интерес к прояпонским коллаборационистам, да и СССР никогда не пытался разыскать, вернуть на родину и покарать за военные преступления тех из них, кто перебрался в Австралию. Кроме того, китайские русские приезжали с уже сформированным коллективистским сознанием и готовыми институтами и традициями, переезжая целыми семьями и городскими кварталами, тогда как для европейских ди-пи были характерны разобщенность и ощущение шаткости своего положения.