Белые одежды - стр. 74
– Понимаю…
– Нет, еще ничего не понимаете. Вот сюда теперь смотрите.
Иван Ильич опять мгновенно сменил стеклышко. И Федор Иванович увидел такую же клетку, только хромосомы здесь были похожи на мелкую охотничью дробь.
– Ого! Такого еще не видел. Что с ними случилось? – спросил он, загораясь новым интересом.
– Это другой объект. «Солянум веррукозум», дикарь. При той же температуре в один градус. Видите, хромосомы здесь сжались до шариков… Когда я их в холодильник. А были ведь как и те, первые. Теперь главный номер.
Стригалев щелкнул новым стеклышком. Опять ярко засияла клетка. И в центре Федор Иванович увидел хромосомы. Такие же, как у обычной картошки – подковки и палочки с перехватом. Но среди них теперь были разбросаны и круглые дробинки.
– А это какой объект?
– Посмотрите. Там наклеечка на стекле.
Федор Иванович мгновенно нашел эту наклеечку. И прочитал: «Майский цветок», «1Ш».
– Все загадки задаете… Почему здесь такая смесь?
– Вы что – никогда «Майский цветок» не изучали? Я думал, что его всесторонне и в обязательном порядке…
– Я вообще к микроскопу давно…
– Хоть помните, сколько в нем хромосом?
– Ну уж… Сорок восемь, как у всех картошек.
– Смотрите-ка, а правая рука академика что-то знает!
– Ладно, ладно. Почему здесь такая странная смесь?
– «Майский цветок» – сверхособый гибрид. Об этом ваш Касьян, его автор, еще не слышал. Этого я ему не сказал. Увидитесь – спросите. Видите – шарики? Это хромосомы папы. А папа – дикарь, «Солянум веррукозум», которого вы сейчас смотрели, перед этим…
– Но ведь этот дикарь не скрещивается!
– Ничего еще не понял! – зазвенел над ухом Федора Ивановича отчаянный крик Стригалева. И одновременно ударил его и сотряс страшный разряд догадки. Федор Иванович обеими руками отодвинул микроскоп. Повернулся, взъерошенный.
– Погодите отодвигать. Сейчас я еще стеклышко…
– Хватит стеклышек. Разговаривать пора. Вы что хотите сказать…
– Ничего не хочу, вы сами скажете.
– Выходит, «Цветок» – гибрид с этим дикарем?
– Правильно. А дикарь не скрещивается. Только если сделать из него немыслимый для вашей кухни полиплоид. Вот я его и сделал. Колхицином, колхицином! А этот узнал…
– Кто?
– Вот этот, – Стригалев зажал нос двумя пальцами и продудел: – Кассиан Дамианович!
– Так он у вас этот полиплоид…
– Если бы только! – Стригалев засмеялся, поморщился, и выбежал за печь. – Если бы только! – не то кричал он, не то плакал за печью, что-то глотая, наверно, свои сливки из бутылочки. – Если бы только, Федор Ива-анович! – Он появился, вытирая рукой губы. – У вашего бога руки не такие, чтобы картошку даже с готовым полиплоидом скрестить. Народный академик получил от меня готовый сорт!
Федор Иванович положил на предметный столик микроскопа препарат «Майского цветка» и приник к окуляру, крутя винт.
– Почему я сейчас не капитулирую? – настойчиво гудел над ним Стригалев. – Почему, как Посошков, не отрекаюсь от святыни? Вы же видите, я устал, болею, я бы так охотно сложил ручки. Черт с вами, пусть будет как вы хотите, все, что у меня получено, сделано по Лысенко да по Касьяну Рядно. Но, во-первых, это же касается не только меня. Это их усилит, и тогда они примутся за моих товарищей. Помните, как они нашего… Академика нашего в саратовскую тюрьму? Они пощады не знают. А во-вторых, если бы я и перевернулся вверх пуговками… Ведь вы же видите, я уже один раз это сделал! Я же отдал им лучшую свою работу! Я страшно усилил их!