Белые на фоне черного леса - стр. 10

А тут новая беда – Надька опять понесла! Про папашу уже никто и не спрашивал. К весне родила мальчика, аккурат на Восьмое марта, так и стали звать Мартиком, словно котенка. Надя его даже не регистрировала. Во всяком случае, никаких документов не нашли. Вот и посудите – Васе восьмой год, ему в школу давно пора, а он четырехлетнюю сестру нянчит, а теперь еще и младенца. Стирать научился, Катьку в тазу моет да теплой воды из чайника доливает, чтобы не орала. Чудо, а не мальчик! И знаете, что он еще придумал – стал ей красивые картинки на стульчике рисовать. Стульчики детские мы им давно купили с мужем, и столик деревянный, хоть какая-то видимость нормальной жизни. Вот Вася и придумал – не будешь в штаны класть, стульчик не запачкаешь, я тебе на нем зайчика нарисую. Не знаю, помогло ли. Вскоре та самая беда и случилась.

И ведь поверите, я почти каждый день старалась забегать – то Катю переодену, то малыша подкормлю, сердце разрывалось на них смотреть. Сколько раз мы с Андрюшей обсуждали – в милицию заявить, своих детей привлечь? Так ничего и не сумели придумать. Был бы Васенька один, давно бы к себе забрали, выучили как-нибудь. Но он без маленьких не пойдет, а троих в шестьдесят-то лет кто потянет?

А в октябре у Андрюши удар случился. Даже в дверь зайти не успел, у порога руки-ноги отнялись, глаза закатились, а мне одной ни подхватить, ни удержать. Два часа рядом с ним на земле просидела, пока скорая приехала. Так в сознание и не пришел, голубчик мой, не простился. Правда, еще за два месяца до того мама умерла от инсульта, но она хотя бы старенькая была, отмучилась горемычная. А с Андрюшей до сих пор не могу примириться. Как вечер наступит, сяду у телевизора и все его хочу позвать. То передача смешная, то варенья свежего наварила, на стол поставлю, розетки принесу, а кормить некого.

Ох, правду говорят: пришла беда – отворяй ворота. Пока я из больницы в больницу моталась, приключилась с Надеждой страшная трагедия. Год прошел, а как вспомню, сердце останавливается. Дом у нее сгорел! Со всеми детьми. Сколько потом милиции было, следователь приезжал – никто не разобрался. Главное, Надино тело нашли, хотя и обгоревшее, а детских – ни следа. Куда они могли деться, спрашивается? Коляска во дворе валяется, ботиночки Катины под крыльцом. Я как увидела, так и закатилась! Кричу и остановиться не могу. Короче, закрыли дело, дом снесли, участок пустой стоит. Никто не хочет тут селиться, боятся люди. Я бы и сама к сыновьям уехала, да не хочу мешать их семейной жизни. С невестками, знаете ли, лучше на расстоянии дружить. Как-нибудь доживу. Извините, если лишнего наболтала, это все от одиночества. Один приходишь на белый свет, одному и уходить.

А что тут попусту болтать! Был человек и нету, так мир испокон веку устроен, все там будем. Не чаю, как Господа упросить, чтоб и меня забрал. Вон муж мой, Василий Павлович, до пятидесяти не дотянул. Надорвался на работе. Что ж, что пил, другие не пьют, скажете? Покажите мне такого, хоть полюбуюсь на старости лет! Раньше жиды и татары не пили, а сегодня все, слава богу, сравнялись, не отличишь! Правда, где смотреть: ежели в горячем цеху – там татарина не найдешь, ни пьяного, ни трезвого, тем более еврея! Вы хоть когда еврея-литейщика видали? Или, к примеру, тракториста? То-то же! Пить-то все пьют, да не все на работе надрываются. А то одна присказка – авария по пьянке, драка по пьянке, помер опять-таки по пьянке. И сыны мои обыкновенно пили, как все. И муж помер, как все, – из наших мужиков, почитай, никто до пенсии не дожил.