Белоснежка. Мои булочки тебе не достанутся! - стр. 14
Но и это не помогло.
Густые, аккуратно причесанные усы этому негодяю даже пошли, и Анри стал выглядеть как бравый гусар.
— Да что ж такое! — дрожащим голосом произнесла Белоснежка, любовно поглаживая усатое изображение. — Как же меня так угораздило-то, а?!
И она с ненавистью перевернула страницу, обнаружив на следующей странице целую картинную галерею имени Анри: фас, профиль, глаза крупным планом!
Да, надо было признаться самой себе: Белоснежка по уши втрескалась в этого… переспевшего альфонса!
В этого… фанфарона с голой задницей и обворожительной улыбкой!
В этого… проходимца, любителя блестяшек!
— Я тебе покажу! — пыхтела Белоснежка, яростно пририсовывая очередному портрету Анри черную бороду.
Но рука ее дрожала, и вместо густого и безобразного веника карандаш любовно выводил аккуратную эспаньолку.
— Беда-а-а, — чуть не плакала Белоснежка, и ее рука сама собой окружала портрет Анри целым облаком сердечек.
Она провела за этим занятием целых два дня, и даже от обеда отказалась, вот!
Ну, положим, обед Белоснежка не стала есть потому, что без Вкусночихи он был пресным и совсем невкусным.
Повар рвал и метал, в том числе и волосы на голове; его заказ секретного ингредиента для королевского стола должен был прийти еще не скоро, а без него…
Впрочем, Королева снова села на диету перед балом и ела только приготовленные на пару брокколи. А Король так расстроился из-за Белоснежки, что и не заметил, что с обедом что-то не так. Так что никто и ничего Повару не сказал.
И, разумеется, венценосные родители были осведомлены, что Белоснежка поссорилась с гостями.
Злые языки и добрые наушники донесли Королю и Королеве о том, что девушки смеялись над принцессой. И что один из приглашенных принцев стал свидетелем этих издевательств, тоже рассказали.
О том, что Белоснежка угостила гостей помоями, наушники почему-то смолчали. Сами гости, обожравшиеся рыбьих голов, заперлись по своим комнатам и тоже не выходили пару дней. Нажаловаться на Белоснежку, а значит, и признаться, что они ели свиньячью еду, девушки просто не могли.
Было ужасно стыдно.
Что с ними происходило в течение этих двух дней — никто не знает, но, говорят, оттуда доносились какие-то протяжные, странные звуки, словно жаба-бас разминала горло перед оперной партией.
Кво, кво-о-о-о… квоу-у-у-э-э-э…
— Бедная моя беззащитная девочка, — всхлипывал Король, а Королева капала ему валерьянки. — Итак комплексует, а тут еще и эти насмешки! И юноша услышал… Может, улыбнулся, а она-то восприняла, как смех над собой! Как думаешь, из-за этого она заперлась у себя и не выходит второй день?
— Очень может быть, — произнесла Королева, сдвинув очки на кончик носа и пристально рассматривая содержимое стакана, в который капала успокоительное.
Король вдруг замер, как громом пораженный, и вскинул горящий взгляд на Королеву.
— Слушай! — с жаром зашептал он. — Так может, он, этот юноша, ей понравился?! Поэтому такая острая реакция?! Ну, второй день не ест! И пиццу, пиццу не заказывает ведь! А?!
— Очень, очень может быть, — многозначительно протянула Королева и вручила стакан с валерьянкой Королю.
— Черт знает что, — выругался Король. — Ссоры, насмешки, квакающие сутки напролет жабы… Мы что, пригласили этого… Лягушонка из колодца? Да он, как будто бы, женат. Тогда совершено непонятно, кто это так отвратительно квакал всю ночь подряд! А еще дворец наводнили какие-то темные личности. Гомо… гомоепаты.