Белокурый красавец из далекой страны - стр. 12
– Надо показать Ахмеду, что мы не нищие, – отмахнулся он на возражения жены.
Моне было все равно. В их деревне помолвки обычно отмечали на улице, и ей совершенно не хотелось лишнего пафоса, но спорить с отцом она не решилась. Все эти дни ее постоянно окружали люди – к вечеру Моне хотелось запереться в комнате и хоть немного побыть одной, тем более что деталями предстоящей помолвки она совершенно не интересовалась. С каждым днем Мона все больше чувствовала себя вовлеченной в какой-то гигантский водоворот – не имея сил сопротивляться, девушка решила отдаться на волю течения и вынести все, что уготовано ей судьбой.
Настал день торжества. В доме с утра толпились люди; мать смахивала слезы, Сумайя развлекала гостей. Мона, одетая в пышное розовое платье и впервые в жизни буквально обвешанная золотом, вежливо улыбалась и односложно отвечала на поздравления гостей. Вечером она послушно отсидела несколько часов в кафе; оглушающая музыка и постоянные поздравления знакомых и малознакомых людей отвлекали ее от неприятных мыслей. Ахмед был рядом, и молодые люди весь вечер украдкой поглядывали друг на друга.
Ночью у Моны едва хватило сил раздеться и лечь в кровать; она чувствовала себя абсолютно разбитой.
– Ты теперь невеста, – возбужденно шептала Сумайя. – Каково это?
– Не знаю, – лениво отвечала Мона, мечтая, чтобы ее оставили в покое.
– Разве ты не счастлива?
– Я не чувствую ничего, кроме усталости, – честно призналась Мона, проваливаясь в сон.
После помолвки Ахмед несколько раз приходил к ним в дом; два раза он приглашал ее на прогулку по городу. Мона по-прежнему стеснялась и робела в его присутствии – жених, как ей казалось, чувствовал то же самое. После помолвки они могли общаться более свободно; это как бы оправдывало их общение в глазах окружающих, но не снимало напряженности между молодыми.
Мона неизменно продумывала список тем для разговора, и иногда у них получалась довольно связная беседа; порой они подолгу молчали, думая каждый о своем. Мона гнала от себя мысли о том, что скоро ей предстоит стать женой этого человека и провести с ним остаток своих дней, между тем она решительно не могла придумать причину для разрыва помолвки. Родители разве что не молились на Ахмеда, подруги завидовали, соседи обсуждали – и все в один голос твердили, что ей страшно повезло. Умом Мона и сама понимала, что Ахмед – хорошая партия для такой девушки, как она. Будь он женихом любой ее подруги, Мона сама советовала бы ей не упускать столь удачного шанса; вот только Ахмед был ее собственным женихом, и вопреки доводам разума она не ощущала ничего похожего на любовь к этому человеку.
– Я его полюблю, обязательно полюблю, – шептала Мона, словно заклинание.
– У твоего жениха только один недостаток – его мать. Чую, хлебнешь ты с ней горя, – вынесла вердикт тетя Ханум, которую в семье очень уважали. – Но ничего. Жить вы будете отдельно… родишь ребенка, и все наладится.
Прошло три недели после помолвки, и Ахмед уехал в Дубай. Новоиспеченная невеста совершенно не страдала от предстоящей разлуки, в глубине души она надеялась, что время и расстояние расставят все по своим местам. Ей же предстояли выпускные экзамены, и Мона с головой окунулась в учебу.
Ахмед каждый день присылал дежурную эсэмэс, на которую она вежливо отвечала; иногда они разговаривали по телефону. В отличие от большинства своих подруг, Мона не была большой любительницей болтать по мобильному; кроме того, у них по-прежнему было мало тем для беседы, и общение ограничивалось дежурными фразами. Так продолжалось полгода; выпускные экзамены остались позади, Мона закончила школу и осела дома.