Белая лошадь – горе не мое (сборник) - стр. 22
Год назад это случилось, когда пришел Саня работать в школу, и вдруг показалось ему, что большинство его коллег живут зажмурившись и все, что вокруг, – не их горе… А чье?.. Шел Саня с уроков и увидел за школой плачущего Адыева Толика, скверного ученика.
«Ты чего, Адыев?»
«Ничего, – сказал Адыев, размазывая грязной рукой слезы. – Не ваше дело!» – И снова завыл.
Саня на грубость рассердился и закричал на Адыева:
«Ты почему со мной так разговариваешь? И почему это не мое дело?!»
«Потому что меня в умственно отсталую школу переводят…»
Он и объяснить-то больше ничего не мог, только стоял да выл тихо. Он уже давно стоял тут и выл, и на громко у него сил не было…
«Не справляется мальчик с программой, – вздохнув, объяснила Сане Лола Игнатьевна. – Да это и понятно, вы знаете, какая у него семья? Глухонемые оба… Трудно ему у нас учиться…»
Вот как, оказывается, в жизни бывает, а Саня, домашнее, любимое чадо, вечный отличник, и знать ничего не знал о таком… Саня попытался представить себе жизнь Адыева дома, в тишине и молчании, и что-то темное, безнадежное шевельнулось вдруг в душе, он испугался этого впервые пришедшего чувства – чужого горя, которое, оказывается, чужое только условно, только пока ты хочешь считать его чужим… «Уходи, горе, за сине море, за темный лес, за светлый огонь, меня не тронь!..»
И началась вдруг у учителя географии новая жизнь, как-то сама собой началась… И чем дальше, тем все больше жил Саня поперек детского спасительного своего заклинания – грустная белая лошадь все время брела рядом с ним, цокая копытами… Куда же ее девать?.. Не получалось у Сани гнать ее, только привычка осталась бормотать заклинание.
Вдали, за деревьями, чуть засветило – это был костер, и Боря Исаков, длинный, нескладный, одетый вовсе не для выхода в лес, сидел у огня, обхватив руками колени.
– Добрый вечер, – сказал Саня, бесшумно выходя из темноты, и сел рядом. – А спишь где?
– Здесь, у костра… Тут одеяло кто-то забыл…
– Не мерзнешь?
– В землянке еще холоднее. Вчера там лег, но не вытерпел… – Боря поёжился. – Я тут продукты маленько подъел… А вы им сказали, где я?
– Я сказал, что утром мы вернемся…
Исаков искоса взглянул на Саню.
– А если я не вернусь? – поинтересовался он вежливо. – Тогда что? Силой повезете?
Саня засмеялся.
– Мне с тобой силой не справиться! Да и ни к чему – силой.
Боря сидел пригорюнившись, смотрел в огонь.
– Я вам тогда сейчас все расскажу… Только вы не перебивайте, вы до конца выслушайте.
– Хорошо, – кивнул Саня.
– Дело в том, что я не могу вернуться… – почти шепотом произнес Боря. – Потому что… В общем, мой отец совсем не тот человек, за которого я его принимал…
Исаков надолго замолчал. Саня молчал тоже – не перебивал.
– Он сказал, что хватит донкихотствовать…
«Хватит донкихотствовать! – сказал Исаков-старший Исакову-младшему. – На рожон лезут глупцы и психи. А умные и сильные имеют выдержку. Они молчат и делают свое дело. Ты понимаешь меня, Борис? Они живут без болтовни, без криков о справедливости. И без высоких слов. Высокие слова – это для публики, запомни».
Они шли по вечереющей улице. Шли из школы, где Лола Игнатьевна коротко и отчетливо проинформировала Якова Львовича о том, что сын его склонен к дерзости и высокомерию и оказывает на одноклассников дурное влияние, а это, несмотря на блестящие способности сына, кончится плохо.