Белая Церковь: Вдали от атеистического террора - стр. 27
Есть одна черта, которую может засвидетельствовать о себе парижское богословие в оправдание своей свободы и самого даже существования: оно рождается из молитвы; больше того – из вдохновений Божественной Евхаристии, у алтаря Не внешне только, но и внутренно наша школа соединена с храмом, и наши убогие рабочие храмины находятся непосредственно под храмом. Это знаменует естественную иерархию ценностей и в наших сердцах. «Lex orandi est lex credendi» – говорит богословская формула. Закон молитвы есть закон веры и богословствования И без ложной гордости, но и без лицемерной скромности можем мы сказать, что богословский труд истекшего 10-летия представляет собой особую страницу русского православного богословия, открывает как бы новую ее главу Он уже неотъемлемо принадлежит истории, сколь бы ни малы были наши силы, сколь бы ни тяжелы были условия нашего труда. Есть особый коллективный, написанный и не написанный труд – «парижское богословие»… Его мы со всей почтительностью приносим Церкви и его со всей верностью посвящаем нашей Родине».
Эти слова произнесены протоиереем Сергием Булгаковым в день десятилетия Парижского Богословского Института В этой краткой приветственной речи содержится главное противоречие, приведшее в конечном итоге к отделению либерального духовенства Западно-Европейского округа от консервативного большинства, составлявшего Архиерейский Синод РПЦЗ.
Как уже было сказано, на Архиерейском Соборе РПЦЗ 1923 г Западно-Европейский округ, возглавлявшийся митрополитом Евлогием, получил автономию, оставаясь в то же время в подчинении Синода РПЦЗ, создание которого вместо прежнего ВЦУЗ митрополит Евлогий признал, подписав вместе с другими заграничными русскими архиереями в 1922 г соответствующее соборное постановление Давая автономию Западно-Европейскому округу, руководство РПЦЗ хотело «положить предел начинающейся смуте», вызванной указом Патриарха Тихона от 5 мая 1922 г.
Впоследствии в своих воспоминаниях о событиях 1922 г, связанных с реакцией зарубежных архиереев на указ Патриарха Тихона об упразднении Заграничного ВЦУ, митрополит Евлогий писал: «Тут мне следовало и проявить власть, заявить, что отныне указы Карловацкого Синода для меня силы не имеют, что я исполню волю Патриарха Но я, ради братского отношения к собратьям-архиереям, закинутым в эмиграцию, во имя любви к митрополиту Антонию, старейшему зарубежному иерарху, с которым меня связывала долголетняя духовная дружба, ради всех этих сердечных, может быть, сентиментальных, побуждений… пренебрег Правдой – волей Патриарха. В этом была моя великая ошибка, мой большой грех перед Богом, перед Матерью Русской Церковью и перед Святейшим Патриархом Тихоном, и в этом заключалась главная причина не только моих личных бед, но и источник всех дальнейших настроений в жизни зарубежной Церкви».
Однако дело тут было далеко не в сантиментах; разделение имело более глубокие корни. Как замечает епископ Григорий (Граббе): «Обстоятельства так сложились, что у ведущего слоя русской общественности в Париже все усиливалось влияние более левых кругов эмиграции, а в Белграде – кругов более правых При выборах представителей на Собор 1921 г из Парижа преимущество было у более правых элементов, но их влияние падало с каждым годом, чему способствовала разница в политическом направлении русской прессы двух центров: более левых в Париже и более близких к монархистам в Белграде» Поначалу митрополит Евлогий, по крайней мере на словах, согласился с постановлением Синода РПЦЗ. В своем представлении в Синод от 31 мая 1923 г он писал: «Все заграничные епархии приемлют свое объединение и имеют высшую инстанцию в ежегодном Соборе епископов, в чем и проявляется во всей чистоте наш исконный восточно-православный принцип соборности На Соборе архиереев будет председательствовать старейший по сану из архипастырей, который и в России имел особые перед другими владыками права, – высокопреосвященнейший митрополит Киевский Антоний, что будет согласно с п 3 патриаршего указа 1920 г. за № 362».