Беглый огонь - стр. 66

Вернулся к машине, вытянул из салона девушку, она застонала, открыла глаза, глянула на меня мельком, спросила:

– Мы разбились?

– Чуть-чуть.

Видимо, почувствовала вкус крови на губах, поднесла руку к лицу, испуганно посмотрела на руку:

– Что со мной?

– Нос расквасила.

Я подхватил ее на руки и, поднявшись к дороге, загрузил в джип. Вернулся, захватил страшный Кунин дробовик, вынул из кармана пяток патронов, потом обыскал Гуся: при нем оказался китайский «ТТ» б/у – весьма ненадежная машинка, ставшая на просторах страны просто-напросто одноразовой: на третьем выстреле пистолет, как правило, заклинивает. Зато изыскал шесть сотен баксов и полторы штуки рублями: лучше, чем ничего. Вернулся в машину.

Девушка только-только закончила осмотр себя в шоферском зеркальце; кровь она кое-как стерла платочком.

– Я стала очень страшная?

– Нос цел, веснушки – на месте, чего еще?

На самом деле Настина верхняя губа вспухла и рассечена, ну да это действительно ничего серьезного. Девушка осторожно приподняла ее – рот тоже был в крови.

– Зубы шатаются, – пожаловалась она. У нее получилось, как у ребенка: «Фубы фатаются».

– Прирастут.

Вот это я знаю точно: когда-то давненько, по юношеской ретивости, я очень славно получил по зубам, передний вообще держался на честном слове шулера; я выправил его пальцем. Мог бы и выдернуть, да зачем? Постепенно он перестал шататься и действительно прирос, только потемнел: нерв не выдержал таких экспериментов и приказал долго жить.

Настя кивнула, спросила только:

– Нас атаковали?

Ё-мое, откуда у нее такая комбатская фразеология?

– Скорее – наехали.

– «КрАЗом»?

– И им тоже. Мы и кувыркнулись в кювет. Потом из джипа вышли два милых мальчика.

– Ты их застрелил?

– Нет. Их застрелила ты.

– Я?

– Ну да. Как сотрудник РУБОПа, имеющий и оружие, и право на его ношение и применение.

– А иначе было нельзя?

Хм… Иначе… Конечно можно. Если бы я лет пятна-дцать прослужил бойцом грушного или особистского спецназа, эти крутоголовые лежали бы у меня живехонькими и здоровехонькими, аки младенцы, в пеленках из подручных пут и посасывали бы пустышки из умело изготовленных из промасленной ветоши кляпов. Но – рожденный думать, вязать не может. Потому что слаб телом и хил духом. Да и очко – оно не железное!

– Я же не профессионал. Потому шмаляю по всему, что движется и угрожает. Особенно если под рукой шпалер.

Девушка насупилась:

– Я же не виновата, что так приложилась!

А кто ее обвиняет-то?! Живы – и слава Богу!

Я запрыгнул за руль, хлопнул дверцей, кивнул на лежащий кверху колесами остов «фольксвагена»:

– Машина твоя, лейтенант Настя?

– Нет. Казенная.

– Тогда легче. Будем считать, что РУБОП произвел натуральный обмен. Махнул не глядя. Не без выгоды для себя.

Повернул ключ зажигания, послушал ровное урчание мощного мотора:

– Машина – зверь.

– И далеко едем?

– До ближайшего поста ГАИ. Метров за сто я стопорнусь и сойду. Дорулишь сама?

– Да.

– Ну а дальше подымай кипеж и – как положено: опись, протокол, сдал-принял, отпечатки пальцев. Как любит говорить наш дорогой шеф Крутов, больше бумаги – чище попа. Да, не забудь со стволов пальчики срисовать: моих там нет, я их аккуратненько стибрил. Вполне возможно, что пистоли грязнее грязи. Ага?

– Не ага. Крутову я врать не буду.

– А ему и не надо. Я с ним свяжусь позже.