Беглянка (сборник) - стр. 29

В вагоне-ресторане пассажиры сидели за столиками, с которых уже были сняты белые скатерти. Все пили бесплатный кофе.

Место Джулиет оставалось незанятым, место напротив тоже. Выхватив из сумки несессер, она поспешила в дамскую уборную. Месячные были проклятием ее жизни. Случалось, они даже мешали ей сдавать трехчасовые письменные экзамены, потому что выходить из аудитории по своим делам не разрешалось.

Раскрасневшаяся, с резью в животе, с легкой тошнотой и головокружением, она опустилась на стульчак, извлекла насквозь мокрую прокладку, завернула ее в туалетную бумагу и опустила в предназначенный для этого мусоросборник. Встав, прикрепила свежую прокладку, извлеченную из несессера. Вода и моча в унитазе окрасились кровью. Уже дотронувшись до кнопки, Джулиет заметила прямо перед собой объявление, запрещающее пользоваться смывом на остановках. Разумеется, запрет относился к тем случаям, когда поезд останавливается у платформы: кому приятно видеть, что льется из-под вагона. Но здесь-то не грех было рискнуть.

Как только ее рука вновь коснулась кнопки, вблизи послышались голоса – не в поезде, а прямо за матовым окном уборной. Вероятно, мимо проходили работники пассажирской службы.

Можно было пересидеть тут, пока не тронется поезд, но сколько это займет времени? А вдруг кому-нибудь приспичит? Джулиет решила, что ей остается одно – опустить крышку и выйти.

Она вернулась на свое место. Через проход от нее теперь сидел малыш лет четырех-пяти, который чиркал цветными карандашами по раскраске. Его мать заговорила с Джулиет насчет бесплатного кофе.

– Может, и в самом деле бесплатный, но идти за ним, похоже, нужно самим, – сказала она. – Вы не присмотрите за ребенком, пока я схожу?

– Я с ней не хочу сидеть, – сказал мальчик, не поднимая головы.

– Давайте я схожу, – вызвалась Джулиет.

Но в этот миг в вагон вошел официант с кофейной тележкой.

– Ну вот. Напрасно я беспокоилась, – сказала молодая мать. – Вы слышали, что это был т-р-у-п?

Джулиет помотала головой.

– Даже без пальто. Кто-то видел, как человек сошел с поезда и двинулся вперед, но никто же не знал, что у него на уме. Наверняка специально скрылся за поворотом, чтобы машинист заметил его в самый последний момент.

Через несколько мест от молодой матери, на той же стороне от прохода, какой-то мужчина объявил: «Обратно идут», и соседи Джулиет сгрудились у окна. Малыш тоже вскочил и прижался носом к стеклу. Мать велела ему сесть.

– Раскрашивай. Старайся поаккуратней, а то все время за контуры вылезаешь. Я не могу смотреть, – обратилась она к Джулиет. – Мне от таких вещей дурно делается.

Джулиет подошла к окну. Она увидела кучку мужчин, бредущих назад, к полустанку. Некоторые сняли пальто и сложили поверх носилок, которые несли двое.

– Ничего не видно, – посетовал за спиной у Джулии какой-то пассажир, обращаясь к женщине, которая осталась сидеть. – Они его накрыли с головой.

Не все мужчины, что понуро брели к полустанку, были работниками пассажирской службы. Джулиет узнала среди них пассажира, еще совсем недавно сидевшего через проход от нее в панорамном вагоне.

Минут через десять-пятнадцать поезд тронулся. За поворотом ни с одной стороны, ни с другой не было видно следов крови. Но был затоптанный участок с набросанным лопатой снежным холмиком. У Джулиет за спиной опять заговорил тот же пассажир. Он сказал: «Вот здесь это случилось», еще немного посмотрел, выискивая что-нибудь новое, потом отвернулся и сел. Поезд не прибавил скорости, чтобы наверстать задержку, а, наоборот, плелся, казалось, еще медленнее прежнего. Не иначе как из скорби, а быть может, опасался того, что ждет впереди, за следующим поворотом. Через вагон прошел метрдотель, пригласил пассажиров первой смены к обеду, и мать с ребенком сразу направились в вагон-ресторан. Cледом потянулись другие, и Джулиет услышала, как одна пассажирка на ходу переспросила: «Неужели правда?»