Бедный Бобик - стр. 12
Будет однокомнатная Аленина хрущоба с фотографиями ее чванливых родственников без копейки за душой, с нелепыми игрушками ее покойного папаши – бутафорскими пистолетами, деревянными слонами и серебряными ложками, обгрызенными поколениями таких же восторженных дур.
Будет нищета, будет голод.
В шесть утра – на молочную кухню, за бесплатным питанием, чтобы сэкономить двенадцать рублей на кефире. И бегом обратно, дрожа от холода в залатанных ботинках и перешитом пальто, к ней, к этой дуре, у которой отвиснут груди и живот, расплывутся бедра и вздуются от стирки вены…
Это будет конец всему. Зря он столько лет старался и скребся, и столько раз начинал все сначала, терпел и надеялся… Это будет конец, конец…
Денис вышел из душа, включил в своей комнате кондиционер на самый холодный режим, жадно выпил целую бутылку крепкого ледяного пива и лег на кровать.
Начал было проваливаться в сон, но сердце тут же стало убыстрять свой ритм, едкая тошнота подкатила к горлу, в ногах запульсировала тяжелая горячая кровь. И сон ушел. Денис услышал, как вернулись с пляжа Оксана с Маргошей. «Сейчас команды начнутся: вставай, одевайся, пошли… не так оделся… не ковыряй в носу…» Денис сглотнул кислый комок, застрявший в горле… «Да пошла ты тоже к черту, Оксанка, хозяйка… мамочка! Все пошли к черту!.. Что же мне покоя-то нет…»
Он маялся-маялся, пытаясь догнать ускользающий сон, несколько раз вставал, пил из мини-бара холодное горьковатое пиво, запер дверь к себе в комнату. Лег обратно и вдруг понял, что не уснет.
Надо вставать. Надо вставать и разгребать весь этот ужас. Дурдом… Ну как можно было в такое крошечное пространство втолкнуть столько вещей!..
Денис попытался подняться и не смог, на лицо ему свалилась тяжелая пыльная подушка. Он с трудом отбросил ее и увидел, что подушку кинула в него Алена. Чудовищно толстая, в грязном халате, нечесаная, с опухшим лицом, она качала на руках орущего ребенка, и огромная грудь с сухим потрескавшимся соском то и дело вываливалась у нее из распахивающегося халата. Почему не пришить пуговицу, она болтается на длинной нитке туда-сюда, царапая Дениса по лицу… И как же мерзко орут некоторые дети… Истошно, пронзительно… Как бы заставить его замолчать? «Заткнись!» – заорала Алена, тряся ребенка так, что у него из стороны в сторону беспомощно замоталась голова. Но от этого он закричал еще сильнее, срываясь на визг, а она стала яростно мешать в большой кастрюле макароны.
Денис увидел, как лицо ее стало краснеть и набухать от подступающих слез. Алена зарыдала, подскочила к нему с половником в руке и стала бить его по голове. Склизкие, липкие макароны… пахнущие плесенью и сырой землей… «Ешь! Ешь, сволочь!» – орала Алена, и Денис ел, давился и ел, выплевывая изо рта червяков, тараканов… Алена склонилась над ним, рыдая, и Денис увидел, какой у нее огромный рот, в котором почти нет зубов. Черный, страшный… Она ловко поддела качающийся передний гнилой зуб, выдернула его и бросила в тарелку Дениса.
– Пумс! – истерически захохотала Алена.
Денис выпрыгнул в окно на траву, сел на землю и попытался снять с лица опутавшие его тонкие длинные спагетти. Внезапно он услышал звонкий смех и увидел невдалеке на крыльце прекрасного дома похудевшую красивую Оксану. Она весело помахала ему рукой и закричала ласково, как собачке: