Байки старого кладбища - стр. 3
Я извинился перед старой учительницей, сказал, что спешу, и сбежал вниз по лестнице. Я и знать не знал, что Юра с Петром тоже эту квартиру сняли. Даже представить себе не мог этого! Это ж я с ними Славку-то избил. Жалко парней. С разницей в один месяц умерли. Ну как умерли? С собой они покончили. Ни с того ни с сего…
***
Сегодня я домой вернулся намного раньше, и на радостях набрал себе полный пакет пенного. А что? На закусь тратиться уже не надо, за квартиру уплачено на две недели вперёд. Живи и радуйся.
Телевизор смотрел под пельмени с пивом. Кто кого опередил у меня в желудке, вопрос остаётся открытым. Но вскоре я не мог ни пить, ни есть. Убрав несколько бутылок в холодильник, я решил порыться в тумбочке под телевизором, поискать там диски с фильмами. Распахнув дверцы, сразу чихнул. Пыль на полках была толщиной с палец. Дисков не оказалось, однако на верхней полке я обнаружил вздувшуюся от толщины смятых листов пожелтевшую тетрадь.
Сдунув с неё пыль, так же как один известный киношный герой сдувал её с зачётки, я присел на диван и принялся осторожно переворачивать страницы, ощущая себя археологом, откопавшим артефакт.
На жёлтых страницах были детские рисунки. Или художества не умеющего рисовать человека: толстый мальчик, похожий на круг с головой и конечностями, убивал ножом худых парней. Крови, нарисованной красной ручкой, там было на весь лист. Под рисунком была подпись: «Так им и надо».
На следующей странице художник нарисовал девушку. Этот рисунок уже был создан старательно, однако губы незнакомки были как у рыбы; глаза раскосые; рыжие косички как после удара током. Очень напоминало Таньку с нашего класса. Рыжая, косоглазая, с толстыми губами. В красном неровном сердечке покоилась надпись: «Танька».
Я аж подпрыгнул. Откуда наша Танька в этой тетради?!
От неожиданности тетрадь выпала из моих рук. Шмякнулась под ноги и тут же раскрылась, с неимоверной скоростью перелистывая одну страницу за другой. На каждой из них теперь был один и тот же рисунок, меняющий свою позицию на каждом открываемом листе. Такое бывает, когда рисуешь на уголках тетрадных листочков человечка и пытаешься оживить его, создавая кустарный мультик быстрым переворачиванием страниц.
Так и здесь. Неуклюжие рисунки ожили. Толстый мальчик выбежал из школы. Его догнали трое худых. Повалили на землю и принялись скакать на его животе, как на батуте. Комната вдруг наполнилась жалобным визгом, от которого я вздрогнул и забрался с ногами на диван. Кричали из шкафа.
И я уже не обращал внимания на тетрадь, превратившуюся в киноленту. Я и без этого знал, чем всё закончится. Ведь это были «кадры» из прошлого! В пожелтевшей тетради, почти полностью разделившейся по страницам, как по экрану маленького телевизора, транслировался ужасный фрагмент из прошлого. Но это уже всё отошло на десятый план, когда шкаф стал трястись от происходящего внутри.
Я замер. Дверцы резко и шумно распахнулись, и в комнату, прямо из шкафа, вбежал сам Славик, рыдая в ладони, закрывающие лицо. Я поднялся на ноги и вжался в стену. Славик пробежал от угла до угла, потом замер около дивана. Его руки опустились, и я увидел его раздувшееся синее лицо с вытаращенными глазами. Славик, что почти за двадцать лет так и остался в теле толстого мальчика в мешковатом свитере, смотрел мне прямо в глаза и что-то говорил. И он произносил наверняка внятную речь, которую я совершенно не слышал. Он размахивался руками, топал ногами и вроде даже кричал, но всё это было словно не здесь, не в этом мире.