Батыева тропа - стр. 21

– Самогонку пили на этот раз, – встретила его Эвелина ябедой прямо возле калитки. Машину он оставил снаружи, проверив, звучит ли сигнализация, и вошёл с двумя тяжёлыми сумками.

– Самогонку? А где они её взяли!

– У Лёньки, где же ещё! К нему, кстати, двоюродная сестра приехала днём.

– Та самая?

– Да.

На том разговор и кончился. Подав ужин и отказавшись выпить вина, хозяйка трёхглавого теремка, как все называли избу Денисовых, ушла спать. Александр Львович к ней присоединился лишь через час. Но вскочил он первым, едва проглянуло утро. Будить никого не стал. Сорок пять минут ушло у него на то, чтобы принять душ, позавтракать и собраться. Он не любил опаздывать на работу, хоть вполне мог позволить себе такое как учредитель и совладелец станции техобслуживания. В посёлок он, как правило, ездил вместе с Николаем Геннадьевичем, который также работал там, но в другой структуре. В дождь, стужу или метель к ним присоединялась Светлана, предпочитавшая при хорошей погоде ходить пешком. Погода в то утро была на радость да и учебный год подошёл к концу, так что Николай на сей раз поджидал приятеля у машины в другой компании. Рядом с ним стояли сообразительная коза Пелагея, которую выпускали гулять на восходе солнца, и незнакомая девушка с ярко-рыжими волосами. Были на ней ковбойские джинсы клёш, толстовка и кеды. В левой руке рыжая стиляга держала пакет и складную удочку, в правой – пряник. Коза очень деловито глядела на этот пряник, но взять его не могла, поскольку давилась коржиком. Много времени это, впрочем, не заняло, и пряник исчез с такою же быстротою.

– Санёк, как думаешь, кто зараз съест больше пирожных – она или твои девки? – весело приветствовал Николай своего приятеля, протянув ему руку. Тот крепко пожал её. Улыбаясь девушке, сказал:

– Так, конечно, она. А если под самогоночку, то они, чтобы мать им уши не надрала! Кондитерские изделия отбивают запах спиртного. Здравствуйте, барышня!

Стряхнув крошки с правой руки, Маринка вложила её в большую ладонь отца Катьки и Наташки. Пожатие было слабым, но выразительным.

– Племянница нашей Таньки, – вздохнул Николай Геннадьевич. – К Лёньке с Москвы приехала, попечительство оформлять.

– Павловопосадская я, Марина меня зовут, – отрекомендовалась Маринка, достав из пакета «Парламент Лайт». Предложила. Односельчане взяли по сигарете. Мишкин отец дал барышне прикурить, затем продолжал:

– На рыбалку встала с первыми петухами! Вот тебе и москвичка! Может, ты и корову доить умеешь?

– Мне не спалось, – выдыхая дым, сказала Маринка. – Возле сарая стояла удочка, Лёнька спит, мне заняться нечем. Дай, думаю, посижу у реки Удрайки, на хлеб половлю плотву!

– Лучше бы червей накопать, – заметил Александр Львович. – Но ловятся и на хлеб плотвички с подлещиками, то правда. Ну что ж, садись! Подвезём. Мы сами в ту сторону направляемся.

Достав пульт, он нажал на кнопочку и открыл для Маринки заднюю дверь своего кроссовера. Но Маринка, коленом пихнув козу, которая потянулась к её пакету, отошла в сторону.

– Нет, езжайте. Охота пройтись пешком.

– Смотри, ведь до речки шесть километров, – предупредил Николай. – Топать больше часа! Пока дотопаешь, вся плотва уляжется спать. Рыба хорошо клюёт рано утром.

– Ничего страшного, я её разбужу.

Оба деревенских жителя посмеялись и сели в «Форд». Тот завёлся сразу, с пол-оборота, после чего взял неспешный старт и так же неторопливо двинулся в путь, покачиваясь на рытвинах и ухабах. Солнышко над тайгой уже поднялось. Докурив, Маринка погладила Пелагею, которая продолжала в упор глядеть на её пакет, и весело зашагала вслед за машиной.