Барон и Лаура - стр. 8
Не знаю, куда бы могли меня завести все эти размышления, но, к счастью, меня отвлекла дуэнья
-Барон, рассказывайте дальше. Что было потом?
- Потом меня повезли к Падишаху. Он должен был определить мою судьбу. Но из разговоров со стражей, которая сопровождала мою телегу на протяжении недели, я понял, что заморачиваться по поводу исхода этой встречи не приходится. Выбор стоял между - быть четвертованным, либо быть сваренным в кипящем масле. По каким-то непонятным причинам Падишах не склонен был к разнообразию в казнях для своих пленных, хотя по словам тех же стражников квалификация его палачей позволяла реализовать не менее полусотни различных вариантов на любой вкус – от банального удушения шнуром, до изощренного снятия кожи со всего тела и лица, да так что жертва оставалась в живых еще несколько часов и при этом могла видеть своих мучителей и разговаривать с ними.
- И вы просто сдались, не попытались убежать, не попытались хотя бы убить кого то из стражников?!- Впервые за все время заговорила Лаура. При этом ее тон и мимика выражали не просто недоумение. Нет. В интонациях явно слышалось презрение и негодование.
- А зачем, - совершенно умиротворенно переспросил я свою невесту. Снова нахлынули воспоминания. Меня неплохо кормили. У Падишаха оказались блестящие врачи. Во всяком случае, за время поездки моя рана совершенно зажила, оставив небольшой шрам, почти царапину. И это буквально за три перевязки и с помощью гнуснейшего на вкус отвара, который я вынужден был пить всю неделю. Ну и самое главное. Я всегда хотел увидеть Падишаха и не собирался упускать такую возможность. Кроме того, за время пути я получил прекрасную разговорную практику арейского языка. По крайней мере я все понимал и достаточно внятно мог изложить любую свою мысль.
Мой старый учитель мог бы мною гордиться. Он научил меня разговаривать на пяти языках. Хотясреда обитания старого пирата наложила некоторый отпечаток на его лексиконе. Со временем я понял, что проще всего мне удавалось объясняться со всякими отбросами общества и людьми неопределенного социального статуса. Но надо отдать должное, мой отец, старый барон Сван по-моему ценил учителя как раз за эти особенности. А может быть, причиной был совместный трехлетний поход в поисках Земли Дальнего Инда. Отец был капитаном каравеллы, а учитель его боцманом. Земли полные золота они так и не нашли и, тем не менее, отец вернулся из похода с тремя немалыми сундуками золота, происхождение которых осталось для меня загадкой, над решением которой я всячески пытался не задумываться. Во избежание. По возвращению из похода всю команду отцовской каравеллы вскоре повесили, за исключением тех немногих несчастных, которых отправили на рудники. А вот боцман стал у меня учителем словесности и языков.
И снова все та же недосказанность, опять непонятный второй план. Хотя казалось бы, что тут может быть неясным. В наличии - суровый отец, в бытности капитан каравеллы, его верный сподвижник — боцман, пират и по совместительству учитель и, наконец, юноша со взором горящим — сам юный барон Сван - почтительный сын, восторженно внимающий своему воспитателю. Непонятно только, отчего лица и самого капитана и его бесстрашного боцмана покрываются смертельной бледностью, когда послушный сынишка время от времени задумывается и окидывает своих наставников отрешенным взглядом. А в голове у самого юноши, у молодого барона Свана, возникает ну совершенно с моей точки зрения несуразная мысль: “Как-то я нынче неудачно выбрал легенду для легализации. Может быть, заменить этих двух идиотов на что-нибудь более приличное. Да ладно - пусть живут. В следующий раз буду разборчивее”