Барбара Радзивилл (сборник) - стр. 52
– К чему это отшельничество, друг мой? – ласково спросил князь, который уже забыл о своем обещании удалить соседа из замка. – Неужто я обидел тебя? Даже в военное время офицер может позволить себе жить в более приличествующих условиях, не так ли?
– Так, ваша милость. Но следует также учесть, что суровый быт способствует более успешной подготовке. Я же говорил: на этот раз я решительно намерен завоевать серебряный пояс.
– Твое желание быть первым заслуживает похвалы, Збышек, – ответил князь. – И все же хотя бы вечерами ты мог бы заглядывать в замок. Порой мне бывает так скучно, – он помолчал, потом, как бы желая устранить всякие недомолвки, добавил: – А что касается женских чар, то кто в этом может понять друг друга лучше, как не воин воина.
Гость внимательно посмотрел на князя. Очевидно, он хотел угадать: не хитрит ли пан воевода, не пытается ли заманить его в ловушку? Тем не менее ему ничего не оставалось, как пообещать бывать в замке.
За несколько дней до турнира дозволили готовиться всем желающим. Стреляли воины замкового гарнизона, стреляли жители деревни. Скоро выяснилось, что больше всего шансов победить у капитана Бойсана. Замковый комендант пользовался своей пищалью и своей подставкой. И заряжал он сам, не доверяя гайдуку. Коренастый, с подпаленной рыжеватой бородкой, флегматичный с виду, он напоминал скорее пахаря, чем воина-бомбардира. Преображался он только тогда, когда начинал целиться. В эти минуты взгляд его напоминал взгляд коршуна. В качестве мишени он использовал все, что попадалось под руку: камень, горшок, кусок кирпича, – и все это он хладнокровно разбивал вдребезги. Пан Кветковский наблюдал за ним и недовольно хмурился – понимал, что соперничество будет не из легких.
Выстрелы, доносившиеся с поля, селили в сердце Барбары тревогу. Мысль о приближении турнира не веселила ее, скорее, наоборот: все чаще начинали одолевать печальные мысли. С некоторых пор она стала думать, что замужество сделало ее невольницей. Действительно, кроме прогулок в саду и посещения костела, она не могла позволить себе ничего. Пани Барбара была уверена, что вместе со свободой замужество отняло у нее и то, что прежде помогало в трудные минуты, – способность мечтать. В семнадцать лет она должна была забыть про свои мечты, и ей некому было даже пожаловаться. Единственным близким для нее человеком оставался Анисим.
Анисима выстрелы привлекали – они настраивали старика на ностальгический лад. Он подходил к окну и прислушивался. В такие минуты ему хотелось бежать на поляну, чтобы тоже попытать счастья в меткости стрельбы. Как-то он не выдержал и признался своей госпоже:
– Как услышу пальбу, тотчас вспоминаю ту битву, когда меня пленили, перед глазами встают убитые…
– Про какую битву ты говоришь, Анисим? – спросила пани.
– Про ту, в которой участвовал пан Николай со своим полком. С того времени, поди, уж лет тридцать минуло. Тогда-то я и появился в вашей семье.
– Ты мне об этом не рассказывал.
– Вы были слишком малы, матушка.
– Так расскажи теперь. Мне интересно. Довольный тем, что Барбара заинтересовалась его судьбой, старик придвинул стул поближе к креслу своей воспитанницы и, усевшись поудобнее, начал свой рассказ.
– Порой, матушка, родимица, и сам удивляюсь тому, что пережил то безумное времечко. Но почему-то вспоминаю о нем почти с радостью. Может быть, потому, что был тогда молод, а может, потому, что остался жив после той ужасной бойни…