Банда потерпевших - стр. 13
Следом за Беляевой, начали давать показания и другие потерпевшие.
Когда заседание суда закончилось, Дудукин подошел к моему столику.
– Клавуль, ты не забыла? Сегодня репетиция.
Есть люди, в которых живет Бог. Есть люди, в которых живет дьявол. Дудукин из тех, в ком живут только глисты. Он смотрел то на меня, то шарил глазами по томам уголовного дела. Я только потом поняла: ему нужно было узнать номер тома, где были подшиты результаты экспертиз.
Увидев, что ему требовалось, он вернулся к клетке, откуда конвой выводил Мартына и его подельников. Что-то шепнул Мартыну. Потом дал ему свой мобильник. Мартын кому-то позвонил, что-то сказал. Конвой не мешал. В конвое тоже свои ребята.
Кладу дело в сейф, закрываю, опечатываю. Судья снимает мантию. На ней дорогой деловой костюм. Он ей очень идет. Вообще, она еще молодая и довольно привлекательная женщина. Один недостаток – слишком жесткий взгляд. Она не замужем, разведена, но мужчины ее боятся.
Думаю, сказать или не сказать?
– Надежда Егоровна, Дудукин как-то странно тёрся…
– Я видела.
Ну, видела и хорошо. Мое дело предупредить, твоё – принимать меры. Я бы этого Дудукина на пушечный выстрел к суду не подпускала. Если подпустила, значит, кто-то за этого мастера машинного доения попросил. А если сейчас не примешь меры, значит, для тебя отношения с кем-то главнее соображений безопасности.
– Ты в театр? – спрашивает Надежда Егоровна.
– В театр.
– Репетиция?
– Угу.
– Что ставите?
– «Бонни и Клайд».
– Надо же! Кого играешь?
– Я гример. Но сейчас Эльку подменяю. Она в Москве, поехала поступать.
– А ты чего не поехала? У тебя, по-моему, больше внешних данных.
– У меня данные, а у Эльки талант. Я на юрфак пойду, на заочное отделение. Буду, как вы, судьей.
– На юрфаке лучше учиться очно, – говорит Надежда Егоровна.
Это я сама знаю. Но где взять денег на очное обучение?
Выхожу из суда. У входа Дудукин, уже в гражданском, стоит возле своей новенькой «десятки».
– А я тебя поджидаю. Давай подвезу.
Тупые люди, как тупые ножи. Вроде, и вреда не причиняют, а бесят. Знаю, сейчас начнет приставать словами. Словоблуден до экстаза. Про таких говорят – суеплёт. Я не хочу, чтобы он трахал мне мозг. Я бы отказалась, но суд – на самой окраине города. А театр – в центре. Пешком идти минут двадцать. Ладно, мастер доения, прокачусь с тобой. А дальше – как в песне поется. «Но на большее ты не рассчитывай».
Я ехала и не знала, что жизнь переходит в режим «ездец»…
Дудукин начал меня прощупывать:
– Как думаешь, что решит судьиха? Посадит? Не посадит?
Дай, думаю, я тебя прощупаю:
– А ты бы что на её месте сделал?
– Не знаю даже. По-моему, жертвы зашли слишком далеко.
Я замерла, ушам не верю. Это у Дудукина не просто так слетело с языка.
– А ты знаешь, Клавуль, что каждая баба в глубине души хочет стать жертвой, только даже себе в этом не признается? – разглагольствует Дудукин. – И каждая провоцирует мужиков на насилие. Об этом даже в учебниках по психологии написано.
– А в каждом мужике сидит педофил, – добавляю я.
Дудукин хохочет:
– А что? Может, и так.
У меня вырывается:
– Какие же вы все уроды!
Дудукин спрашивает уже серьезно:
– Так что у судьихи на уме?
– Откуда я знаю?!
– Ну, она ж с тобой делится.
– Чтоб ты знал: судья никогда ни с кем не делится своими мыслями. А если делится, то это не судья.