Бальзам Авиценны - стр. 67
Уходили азиаты очень быстро. Капитана ужасно мотало: его бросили поперек седла, и на полном скаку он бился головой и коленями о бока лошади. Наконец, на коротком привале его посадили верхом. Кошму с головы не снимали, руки стянули впереди, а ноги привязали к путлищам стремян. Так, не ведая куда и зачем, скакал он, подчиняясь чужой воле, несколько часов кряду, горько думая, что сам собирался сесть в седло только через сутки, не раньше, однако капризная судьба распорядилась иначе.
На следующем привале кошму с головы сняли, но определить, где он находится и куда лежит путь захвативших его людей, Федор Андреевич все равно не смог: уже наступила ночь. В темном небе сияли холодные незнакомые звезды, под лунным светом серебрились барханы. Кругом, куда ни кинь взгляд, – пески. По ним, призрачными тенями, в полном молчании, скакали вооруженные всадники. Вскоре их догнала еще одна группа верховых и, уже без привалов и отдыха, они гнали коней по пустыне, пока на востоке не заалела полоска зари. По ней капитан определил – ехали на юго-запад.
Дневали у небольшой рощицы саксаулов, в глубине которой прятался колодец с чистой, холодной водой. Азиаты сноровисто натянули пологи, разожгли костры и занялись приготовлением пищи.
Пленника сняли с коня, немного ослабили путы, чтобы восстановилось кровообращение. Воды дали напиться вволю – посмеиваясь и перекидываясь непонятными фразами, азиаты наполняли пиалу столько раз, сколько хотел пленник. Справить нужду отвели за бархан. Кутергин заметил сидевших в стороне Шейха и Али-Резу, а поодаль увидел Епифанова, Рогожина и двух казаков: их согнали в одну кучу. Боже, что же их всех ожидает? Кто их захватил – неужели фидои Имама, о которых рассказывал Мансур-Халим?
Азиаты начали совершать намаз. Федор Андреевич приметил, что один, рыжебородый, в желтом шелковом халате и такого же цвета сапогах, молился в отдалении от остальных. Он ездил на рыже-золотистом высоком породистом жеребце, и другие всадники относились к «желтому халату» с большим уважением и слушались его беспрекословно. Наверное, он был их главарем.
Пленных накормили, не развязывая рук: просто набили им рот и дали выпить по пиале воды. Выставив караулы, азиаты улеглись спать. Постепенно сон сморил и Кутергина. Поначалу он пытался сопротивляться наваливающейся дреме, надеясь дождаться, пока все утихомирятся, и найти хоть какой-то способ освободиться от пут, но на биваке царил почти армейский порядок, и часовые бдительно наблюдали за пустыней и пленниками.
Пробудился офицер от громких криков: в лагерь прискакали несколько верховых. Видимо, их прибытие означало нечто хорошее для азиатов: они оживленно загалдели, начали сворачивать пологи, наполнять бурдюки водой и седлать коней. Солнце перевалило за полдень, стояла удушающая жара, песок казался раскаленным, как сковорода на плите, но басурман это нисколько не смущало. К удивлению капитана, они согнали пленников вместе и разделили их на две группы. В первую попали слепой Шейх, его сын Али-Реза и сам Федор Андреевич. Вторую составили солдаты и казаки.
Когда капитана бросили на песок рядом с Али-Резой, слепой Шейх настороженно поднял голову и сын шепнул ему, что рядом русский. Мансур-Халим грустно улыбнулся:
– Ты попал в большую беду из-за своего благородства. Но не поддавайся отчаянию: все равно несчастья не избежать никакими ухищрениями. Лучше научись находить радость в каждой минуте жизни и гони от себя уныние и злобу. Это единственный способ преодолеть беду.