Бальзам Авиценны - стр. 56
– Значит, ты ученый? – уточнил старик. – Но ты же и воин? Или не так?
– Так, – согласился Федор Андреевич. – Любой грамотный военный должен быть еще и ученым. И не переставать учиться, чтобы уметь побеждать.
– Как твоя голова? – Слепой лекарь неожиданно переменил тему.
– Спасибо, значительно лучше.
Старик кивнул и погрузился в свои мысли. Его сын молча пил чай, словно разговор отца с русским офицером его совершенно не касался.
– Чем я могу отблагодарить вас за лечение? – нарушил затянувшееся молчание капитан.
– Ты еще не выздоровел окончательно, – усмехнулся слепец, – и кто знает, вдруг позже ты проклинать будешь тот день и час, когда встретился с нами? Поэтому не спеши с благодарностью.
– Ты говоришь загадками.
– Вся жизнь на земле – загадка. – Старик протянул чашечку сыну, и тот наполнил ее чаем. – Мусульманин, который был с вами, ушел?
– Да, – подтвердил Федор Андреевич. – Почему вы все время спрашиваете о своих единоверцах? Опасаетесь их?
– Правильнее сказать: не доверяем, – ответил сын старика. – Среди мусульман нет единства, и многие из нас идут путями своей веры.
«Религиозные разногласия». – Кутергину сразу стало скучно: Он знал, что ислам делился на две большие ветви: суннитов и шиитов, а еще существовало множество сект. Влезать в дебри толкований Корана не хотелось, да и слабое знание языка не позволяло. Одно – поддерживать бытовую беседу, и совсем другое – вступать в теософские споры.
– Ты знаешь, где он сейчас? – вкрадчиво поинтересовался слепец.
– Нет, – сразу поняв, что речь о Нафтулле, честно ответил Федор Андреевич. – У нас с ним нет ничего общего.
– Время покажет, – протянул старик. – Иди, тебе нужно отдохнуть.
Судя по всему, он не намеревался продолжать беседу. Капитан встал, поблагодарил за чай, подозвал Епифанова и пошел к себе.
Поздно вечером, уже без посторонней помощи, он вновь выбрался на улицу. Старик и его сын опять сидели у костра и пили чай. Днем слепой лекарь наложил свежую повязку, дал Кутергину выпить каких-то снадобий. Лихорадка больше не возвращалась, опухоль на плече спала, и рука действовала нормально – наверное, хорошо помогли тонкие золотые иголки, которые старик втыкал в тело. Поначалу Федор Андреевич воспринял столь необычный способ лечения с опаской, но потом успокоился.
Русского офицера все более и более интересовал слепой восточный врач, неведомыми судьбами занесенный в дикие края, лежавшие вдали от караванных троп, селений и городов. Какие ветры сорвали его с насиженных мест и погнали вместе с сыном в дорогу через огромные пространства? Какие тайны несет он в своей душе?
– Мы не закончили разговор, – присев у костра, сказал Федор Андреевич.
– Ты видишь звезды? – Слепец поднял лицо к небу. – Они рождаются и умирают, как люди, но век человека много короче. Зато он тоже живет среди ледяной пустыни, в мире зла и насилия.
Капитан слегка поворошил кизячный костерок. Небольшой сноп искр взметнулся к небу. Неожиданно его прочеркнула тонкая быстрая тень, и в глинобитную стену над головой Кутергина что-то глухо стукнуло. Обернувшись, он с удивлением увидел длинную стрелу – к ее еще дрожавшему от удара древку шнурком была привязана записка. Федор Андреевич оборвал шнурок, развернул бумажку и при слабом свете тлеющих углей прочел: «Русский! Оставь Шейха, его сына и уходи! Срок: два дня».