Балтийское небо - стр. 43
– Отчего вы не спите? – спросил его Лунин.
– Так, – ответил Серов. – Думаю.
Желтый свет керосиновой лампы блестел в его глазах. «О жене, вероятно», – решил Лунин.
– Я писал в отдел народного образования и спрашивал, куда эвакуировалась одна школа, – сказал Серов. – Сегодня пришел ответ.
– Что ж ответили?
– Пишут, что пока не знают, но как узнают – сообщат.
– Это хорошо, – сказал Лунин.
– Да, хорошо, – согласился Серов неуверенно. Он как будто еще что-то хотел сказать, но не решился.
Они помолчали.
– А вы давно женаты? – спросил Лунин.
– Я не женат.
– Не женаты? – удивился Лунин. – Вы ж мне рассказывали, что у вас двое детей.
– Это не мои дети, – сказал Серов. – Но все равно что мои.
Они замолчали надолго. Лунину казалось, что Серов уже спит. Но Серов сказал:
– Не может она любить меня, вот что я думаю!
– Вот еще! – сказал Лунин возмущенно. – Почему не может? Что, она лучше вас, что ли?
– Гораздо лучше! – сказал Серов.
– Чем же лучше?
– Всем.
– Ну например?
– Например, она знает больше.
– Пустяки, – сказал Лунин. – Она одно знает, а вы – другое.
Они опять замолчали надолго. Теперь Серов думал, что Лунин уснул. И вдруг Лунин произнес без всякой, казалось бы, связи с предыдущим:
– Люби кого хочешь. Разве любовь – обязанность? А вот лжи перенести нельзя.
Он отвернулся, зашуршав соломой тюфяка, и закрыл голову одеялом.
Это было уже во вторую половину сентября, когда немцы, все еще не веря, что штурмом Ленинград взять нельзя, подтянув громадные авиационные силы, старались мощной бомбежкой сломить сопротивление. Ленинград, Кронштадт, флот они бомбили почти беспрерывно. Вой зениток круглые сутки перекатывался из конца в конец по берегам Невы, Невок и Маркизовой лужи. Армады «юнкерсов», по многу десятков самолетов в каждой, двигались одна за другой с механическим упорством. Иногда они шли с разных направлений одновременно. Отряды советских истребителей поднимались с разных аэродромов и встречали их. В числе этих отрядов была и шестерка Рассохина.
Бой в воздухе почти без перерывов шел каждый день с рассвета до заката. Возвращение на аэродром на несколько минут – можно ничком полежать в траве, пока техники заправляют самолет горючим, перезаряжают пулеметы, – и снова вылет, снова бой. У Лунина уже не холодело внутри, когда они вшестером, не медля ни мгновения, бросались на восемьдесят огромных машин, идущих строем и стреляющих из ста шестидесяти пулеметов. Привычка притупила его впечатлительность. Он теперь очень хорошо знал «юнкерсы», их неповоротливость, медлительность, и чувствовал свое превосходство над ними. Он умел зайти «юнкерсу» в «мертвый конус» – в пространство, недосягаемое для пулеметов врага. Он научился даже прятаться в этих огромных стадах «юнкерсов» от своих постоянных преследователей – «мессершмиттов-109», пользуясь поворотливостью, увертливостью своего самолета.
Бой с «юнкерсами» больше не казался ему беспорядочным метаньем среди сплетающихся жгутов пулеметных струй. Он, как и другие, мог теперь после боя рассказать обстоятельно и по порядку все, что происходило в бою, оценив действия каждого. Ему теперь понятна была тактика Рассохина – единственно возможная тактика при таком численном неравенстве, – не дать себя ничем отвлечь от самой важной задачи: помешать немцам бомбить прицельно.