Размер шрифта
-
+

Балтийское небо - стр. 34

– Муж на фронте.

– А дети?

– Детей отправила. Теперь одна живет.

– Работает?

– Работала на ниточной фабрике.

– Так ниточницы все эвакуировались, – сказала старуха.

– А эта осталась.

– Чего ради?

– Кто ее знает, – ответила дворничиха пренебрежительно.

А через месяц и эта старуха, и эта дворничиха, и остальные женщины, населявшие дом, почтительно слушали голос Антонины Трофимовны. Никто ее не назначал и не выбирал, а просто она сама начала распоряжаться, и все стали охотно выполнять ее распоряжения, потому что всем очень нужно было, чтобы кто-нибудь распоряжался.

Начала она с бомбоубежища. Бомбоубежище в доме было и раньше, но маленькое, сырое, темное; туда в первую бомбежку набилось столько народу, что можно было только стоять. Она объявила, что бомбоубежище это нужно расширить, потому что дом их был единственный большой дом в квартале и под ним можно создать укрытие на две тысячи человек. Соня участвовала в первом походе по подвалам, которым предводительствовала Антонина Трофимовна. Никогда Соня не подозревала, что под домом существует такое огромное, глубокое, темное и таинственное царство – бесконечный лабиринт сводчатых коридоров, пересеченных склизкими трубами, бесчисленные стоячие озера вонючей воды. Антонина Трофимовна шла своей легкой походкой над их черной глубью по скользким досточкам со стеариновым огарком в поднятой руке, а за ней робко двигались женщины, человек двадцать, притихшие, подавленные мрачностью и огромностью подвала. Единственный мужчина среди них, дворник Абрам, высокий старый татарин со скорбным и торжественным лицом, хорошо знал этот подвал, но Антонина Трофимовна не нуждалась в провожатых: она сама вела всех, хотя была здесь впервые. Оступившись и попав ногой в воду, она спокойно сняла туфлю, вылила из нее жижу, снова надела и пошла вперед, продолжая говорить, какое здесь будет убежище.

– Мы построим тут нары, – говорила она, – и набьем тюфяки, чтобы люди могли выспаться и утром свежими пошли на работу. У нас в квартале народ все больше рабочий, а вы не хуже меня знаете, что сейчас рабочие делают… Проведем электричество, настелим пол, воду выкачаем насосами, поставим печурку и высушим стены, поставим громкоговоритель, чтобы все слышали отбой…

Трудно было поверить, что план ее можно выполнить – слишком уж огромен, мрачен и сыр был подвал, – но никто не возражал, все молчали. И когда она говорила: «Абрам, ведь у нас есть насос? Поставьте его на дворе…», или: «Тюфяки мы соберем у себя по квартирам. Ведь у вас, милые, наверно, у каждой есть лишний тюфяк», – никто с ней не спорил и не отказывался.

И в тот же день начали работать сразу два насоса, и желающих качать воду оказалось так много, что оба они скрипели без отдыха двое суток, вычерпав океан воды. Сопя тоже качала, но покачать вдоволь ей не удалось, потому что ее оттаскивали от насоса, чтобы дать поработать другим. Особенно неистовствовали мальчишки, которые часами стояли на дворе, чтобы иметь право покачать пять минут. Тот мальчик, который бросил в Антонину Трофимовну картофелину, теперь заискивающе заглядывал ей в глаза, чтобы выпросить у нее разрешение покачать, потому что очередью заведовала тоже она.

Электричество и радио провели пятнадцатилетние подростки, оказавшиеся искуснейшими монтерами. И доски были настланы, и нары построены, и печурки поставлены – все сделалось так, как предсказала Антонина Трофимовна.

Страница 34