Баллада о тамплиерах - стр. 31
– Да ты не тяни, что со зверем-то? – беспокоились люди.
– Так я и говорю, – продолжал долговязый горшечник, – еду я через мосток, а там туман лёг, гуще не видал! Словно снегом замело.
– Замело, – зловеще пробасил второй.
– Ничегошеньки не видать. Я ещё подумал тогда, что сена наготовил мало, лишь бы хватило, а что за горшки выручу, на то и сена возьму.
– Горшки твои окаянные! – гневался огневолосый хозяин таверны. – Весь Дижон в твоих горшках!
– Зверь где? – негодование хозяина подхватил томящийся в ожидании народ.
– Будет вам зверь, погодите.
– Ещё раз упомянешь свои горшки, Богом клянемся, мы за себя не ручаемся! – угрожали городские дозорные.
– Только я с моста съехал к оврагу, тут туман и пополз, будто крадётся, стелет и стелет…. И тихо так стало, как в таверне в пост!
Вокруг понимающе закивали.
– Ни птиц не слыхать, ни зверушек. А тот все ползёт…
– Ползёт, – поддержал его друг, отхлебывая из кружки.
– Лье не проехал, как он меня настиг!
Слушатели снова ахнули.
– Едем с Мортизой, кобылой моей, друг друга подбадриваем. Я ей – «но», она мне – «тпру», я ей – «но», она мне – «тпру». Тут она, как вкопанная, и встала.
– Кто? Лошадь?
– Да телега же! Колесо из колеи вышло – и под каменья.
– А лошадь?
– И лошадь. Я с телеги сиганул, да глядеть, что там чёрт принес? А Мортиза вся извертелась, расфыркалась да принялась копытом бить.
– Да ну!
– Я ей и так, и этак: голубушка, подружка…
– Лошади?
– Телеге! Колесо ж застряло.
– А лошадь что?
– Лошадь? – почесал затылок рассказчик. – Стоит, паром фырчит, гривой трясёт… И тут чую, взгляд спину скребёт. Я замер, словно статуя, а обернуться духу не хватает. Думаю, а вдруг померещилось старому? А голос внутри шепчет: «Вот колесо тебе чёрт разбил, а сам за спиной стоит и смотрит».
– Чёрт смотрит, – медленно и зловеще проговорил второй.
При упоминании нечистого люди, немного оробев, придвинулись плотнее друг к другу. Долговязый понизил голос:
– Всё думаю: здесь, Антуан, ты со своими горшками и пропадёшь!
Мужики, открыв рты, замерли. Горшечник насладился произведенным впечатлением, обвёл всех взглядом и громко завопил:
– Вдруг как завоет!
От неожиданности народ вздрогнул, один бродяга даже повалился со скамьи.
– Кто, – взволновались самые внимательные, – лошадь?
– Какая лошадь, соломенная твоя башка!
– Телега?
– Да нет же! Дьявол, что в спину мне дышал! Тут моё сердце в пятки и убежало. А Мортиза вздыбилась, копытами как стукнет, только её и видели. Телегу мою с места выдернула и понеслась. Я под телегой за что-то ухватился что есть сил. Так и мчались мы с того гиблого места. Лошадь несётся, копыта пыль выбивают. Я грязи на всю жизнь наелся. А он на дороге так и остался стоять. Чёрный весь… А глаза! Каких и не встретишь! Кровью залитые, дикие, углём горящие, смотрят прямо в душу. Уже две ночи мне снятся, окаянные.
Антуан перекрестился.
– Только кобыле моей и спасибо, что сгинуть не дала вашему покорному слуге.
Слушатели, наконец, выдохнули и тоже осенили себя крестом. Закончив, рассказчик поклонился, как «менестрель из Парижу». Толпа в последний раз окатила его восторгами и стала расходиться:
– Вот это да! Какой только напасти не встретишь!
– Говорю вам – волк это был. Клянусь святым распятьем!
– Всё это россказни лукавого, храни нас Господь!
Заворожённый историей Вейлор совсем не обратил внимания на собравшихся. Только после того, как люди разбрелись по углам, стало ясно, кто здесь завсегдатай, а кто просто не мог обойтись без припасов на дорогу. У окна, сдвинув столы, шумно обедали городские стражи. По всему видать, они ещё не ложились спать после ночного дозора. У двери ели скромный обед три рыбака. Еще до приезда сюда и без учёной степени бакалавра можно было определить по запаху род их занятий. Иные уже тихо дремали, обменяв последнюю монету на миску похлёбки. Другие спорили, играя в кости.