Баллада о проклятой любви - стр. 36
– Джекс велел тебе сказать так?
– Джекс не указывает мне, что говорить.
– Но он просил тебя оставить меня человеком.
Эванджелина снова попыталась столкнуть с себя Хаоса, но он лишь сильнее придавил ее к матрасу.
– Я делаю это из верности Джексу. Но это не единственная причина.
– Тогда почему ты здесь?
– А ты разве не догадалась? Я разочарован.
Хаос наклонил голову. Край бронзового шлема коснулся ее щеки, опаляя кожу.
Эванджелина покрылась испариной, заметив, что выгравированные на шлеме слова начали светиться. Фразы были записаны на древнем языке, с которым ей уже довелось столкнуться, но понять, что там написано, Эванджелина не могла. Это был язык Доблестей.
– Что здесь написано? – спросила она.
– Слова проклятия, которое не позволяет мне снять шлем.
Хаос хотел снять шлем. Неудивительно, что его кожа так раскалилась, – голод был всему виной. Эванджелина не знала, как долго он носил этот шлем, как долго по-настоящему не питался, но сейчас могла хорошо представить, какие муки он испытывал, не пробуя крови. Ее саму укусили совсем недавно, но она уже чувствовала, что понемногу сходит с ума.
– Дай-ка угадаю. Ты хочешь, чтобы я сняла шлем с помощью своей крови?
Хаос издал звук, лишь отдаленно напоминающий смех.
– К сожалению, твоя кровь не избавит от проклятия. Но… для каждого проклятия… есть обходной путь. – Последнее предложение он произнес с запинкой, как будто хотел сказать что-то еще, но магия исказила его слова.
Это напоминало разговор с ЛаЛой, когда она пыталась рассказать, что на самом деле спрятано за Аркой Доблестей, но проклятие, наложенное на историю, не позволило ей озвучить правду вслух.
Внезапно Эванджелина со всей ясностью поняла, чего желал Хаос. Он хотел того же, что и Джекс. Вот почему они действовали заодно.
– Ты хочешь, чтобы я открыла арку. Думаешь, там находится ключ, способный открыть проклятый шлем?
– Я не думаю, я знаю, – ответил Хаос, и в голосе его послышались тонкие нотки, отдаленно похожие на тоску. Он сделал глубокий вдох, и его грудь коснулась ее груди, мгновенно опаляя кожу.
– Какого дьявола ты делаешь? – прорычал Джекс.
Эванджелина обернулась на его голос, чувствуя, как по ее щеке медленно стекает капля пота. Джекс замер в дверях; на его шее неистово пульсировала жилка, привлекая внимание Эванджелины к его гладкой мраморной коже. Она казалась такой желанно прохладной, тогда как ее кожа буквально полыхала огнем. Эванджелина хотела лишь одного – прильнуть губами к его шее и, возможно, лизнуть его кожу всего один раз. От одной этой мысли вся кровь прилила к голове, и ее клыки вновь стали удлиняться.
– Убирайся отсюда, Джекс, – приказал Хаос. – Если только не передумал и позволишь ей стать вампиром.
Хаос сильнее сжал запястья Эванджелины, придавливая все ее тело к кровати. Она отчаянно извивалась, сопротивляясь его хватке, но он ни на мгновение не отпустил ее.
Что-то громко треснуло.
Эванджелина бросила взгляд на Джекса. Он сжимал в руках отколотый край двери. Он что, разломил ее голыми руками?
Джекс и правда выглядел разъяренным. Серебристо-голубые глаза потемнели, сделавшись полуночно-синими, пока он молча наблюдал за тем, как она пытается выбраться из-под тела Хаоса.
В глубине ее сознания мелькнула мысль, что нужно прекратить вырываться. Если она оттолкнет Хаоса, доберется до Джекса и укусит его, то жизнь, которую она так отчаянно желала сохранить, тотчас оборвется. Но в то же время она мечтала об этом. Ей хотелось, чтобы Джекс прекратил ее страдания, чтобы сбросил с нее Хаоса и навалился сверху, придавливая ее к матрасу.