Баллада о бомбере (сборник) - стр. 12
Николаев, тоненький юноша с нервным лицом, подошел к сидящему Гривцову:
– Позвольте руки…
Он ловко связал ему сзади руки и сделал приглашающий жест:
– Прошу…
В полуподвальном помещении, где свет скупо проникал сквозь маленькое пыльное окошко под потолком, Гривцов увидел деревянный топчан, весь в засохшей крови. Николаев вежливо произнес:
– Прошу садиться… Зубной боли не боитесь? – и указал на обшарпанную бормашину. Гривцов невольно стиснул зубы.
– Простите, вы женаты? – Николаев говорил необыкновенно светским тоном. Он взял кузнечные клещи и повертел их в тонких белых руках… Потом потрогал маленькие щипчики: – Вы, наверное, не привыкли ухаживать за своими ногтями…
Гривцова затошнило… Николаев, внимательно следящий за его побледневшим лицом, ногой подвинул по цементному полу жестяной таз:
– Вам дурно? Простите, воды здесь нет. Разденьтесь, пожалуйста.
Он зажег керосиновую лампу и стал накалять на ней вязальную спицу:
– Инструменты стерилизуем – чтоб не занести инфекцию.
В дверь просунулся детина:
– К господину начальнику!
Николаев с неудовольствием поморщился:
– Мы прощаемся с вами ненадолго, дорогой… Возвращайтесь.
Начальник за столом ел землянику из блюдечка.
– Как тебе наша амбулатория? Ну, рассказывай…
И Гривцов с ужасом услышал свой голос, произнесший:
– Что вы хотите знать?
Начальник оживился:
– О, вот! Когда вас выбросили с самолета? Парашютисты? Или переходили фронт пешком?
Гривцов лихорадочно соображал. Тянуть время! Усыпить их бдительность! Дожить до ночи. Потом – бежать.
– Я все скажу, – произнес он, чувствуя себя уже предателем. Так вот как становятся предателями!..
– Говори. Парашютист? Ну!
– Завтра, – пробормотал Гривцов. – Все завтра скажу…
– Николае-ев!
– О ччерт. Парашютист!
– Когда выброшен?
– Восемь дней назад.
– Состав группы?
Гривцов вдруг представил, как карательный отряд ловит несуществующих парашютистов, прочесывает местность, а там – одна Катя, больная, беспомощная, и где-то здесь – группа, которая ее ждет, кольцо облавы сжимается вокруг нее…
– Пусть тебе цыганка нагадает состав группы, – с яростью сказал он и поднялся:
– Привет!
– Куда?
– В амбулаторию! Что-то зуб болит, – с издевкой сказал Гривцов и плюнул в блюдечко с земляникой:
– Приятного аппетита!
Стоявший у двери детина коротко гоготнул, аккуратно снял с верха блюдечка несколько ягод и, неожиданно зажав Гривцову нос, сунул землянику ему в рот:
– Жри, падла!
Гривцов послушно разжевал душистые ягоды и, превозмогая желание проглотить их, вдруг плюнул душистую розовую массу в рожу детине.
Теперь хохотал начальник. Детина утерся, руки вытер о гимнастерку Гривцова и похлопал его по плечу:
– Ну пошли, храбрый…
…Через полчаса истерзанного Гривцова выволокли из подвала и бросили в угловую комнату с решеткой на окне. Детина вылил ему на голову ведро воды, и Гривцов очнулся, захлебываясь…
Оглянувшись, детина вдруг прошептал:
– Не дрейфь, браток… Выпутаемся…
Когда Гривцов осознал смысл его слов, тот уже вышел и дважды провернул ключ в замке.
Ночь Гривцов провел без сна, сдерживая стоны от мучительной боли. Под утро вновь возник детина:
– Слушай сюда, браток… Говори, что ты сбитый летчик. Понял? Продумай все покрепче… Тогда – может быть, отправят в концлагерь… Молчать все равно не удастся…
– Почему? – спросил Гривцов, с надеждой глядя в его лицо. Кто он? Попал в полицию случайно? Почему не бежит к партизанам? Боится, что там расстреляют? Или он разведчик?..