Балатонский гамбит - стр. 32
– Хочу ли я? Ты еще спрашиваешь!
– Только не клади меня на спину, начнется сильный кашель, он может спровоцировать кровотечение. Не забывай, я ничуть не меньше Виланда знаю, что можно, а что нельзя. Он – перестраховщик. Хотя трудно упрекнуть его в том, что он обо мне заботится. Все, только не на спину, ладно, Йохан?
– Йохан, здесь переключили от Дитриха, – за дверью послышался голос Шлетта. – Что-то срочное.
Он поднял голову.
– Меня?
– Нет, фрау Ким.
– Меня? – она пожала плечами, села на кровати.
– Мне надо одеваться. С повязкой это не быстро.
– Сейчас, подожди. Одеваться не нужно.
Он встал, застегнул китель, вышел из комнаты в сени. Она накинула на плечи полосатый плед, забралась на кровать с ногами. Он вернулся спустя минуту, неся с собой аппарат на длинном шнуре.
– Вот, – он протянул ей трубку, и только сейчас она заметила, что он снял обручальное кольцо, остался только перстень на правой руке.
– Спасибо, – она взяла трубку.
– Да, это я. Что? Из Берлина?
Она вздрогнула, испытав замешательство.
– Ну, хорошо, давайте.
Йохан поставил аппарат на пол. Лег на постель рядом, положив ноги в начищенных сапогах на спинку кровати. Она заметила, что он смотрит на нее. Они думали об одном и том же.
В трубке затрещало.
– Мама, – через мгновение Маренн услышала голос Джилл.
– Джилл, девочка моя, – она радостно улыбнулась, с сердца точно упал камень.
– Джилл, что случилось? Ты заболела?
– Нет, мама, я здорова…
– Ну, хорошо.
Йохан закурил сигарету, потом взял с тумбочки открытую бутылку коньяка Хенесси, отпил из горлышка. Проведя пальцами по ее спине, сдернул с Маренн плед.
– Мама, я сижу на Беркаерштрассе, чтобы получить возможность поговорить с тобой, – продолжала Джилл взволнованно. – Жду, пока дадут связь. И то мне помог бригадефюрер, а то меня близко бы никто не пустил.
– А в чем дело, дорогая?
– Мама, тут что-то происходит, я ничего не понимаю.
– Что происходит?
– Ко мне на Беркаерштрассе все время приезжает штурмбаннфюрер Менгесгаузен.
– Зачем? Он за тобой ухаживает? – Маренн улыбнулась.
– За мной? Что ты! Я никому не позволяю за собой ухаживать. Я люблю Ральфа и все.
– Ты у меня умная, серьезная девочка. Тогда что?
– Он привозит из фюрербункера какие-то карточки в конвертах, – сообщила Джилл. – От фрейляйн Браун. Их уже скопилась тьма-тьмущая, я не знаю, куда их девать. У меня и так много бумаг. Даже бригадефюрер спросил, что это за корреспонденция и почему Менгесгаузен все время бегает туда-сюда. Я ответила, что это пишут маме. Он спрашивает: фюрер? Я говорю, нет, фрейляйн Браун. А что пишут, я не пойму. «Он ей сказал, что все, она ждала, но он не пришел, она плакала, звонила ему. Он не пришел опять, он с ней порвал, она опять плачет». И так в каждом конверте. Я в полном замешательстве, что мне со всем этим делать. А Гарри ждет ответа. Приезжает, спрашивает, есть ответ или нет. А я его спрашиваю, ты от кого ответа ждешь, от меня? Может, мне кто-то объяснит, что все это значит?
– Менгесгаузен развозит конвертики, – Маренн усмехнулась. – Если, не дай бог, большевики окажутся в Берлине, это будет его первое сражение за всю войну. Конечно, я понимаю, его заставляют, вот он и едет.
– Мама, я сказала Отто…
– Ты сказала Отто?
– Да, он последние дни приезжал в Грюнвальд вечером, даже на ночь оставался, у тебя в спальне.