Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок - стр. 100
– Здравия желаю, Николай Николаевич! Уже знаете? – спросила она, по лицу определив, что тот уже в курсе ее отзыва.
– Да, посол проинформировал меня, хотя там стояло «на его усмотрение», а смотрит он глубоко и мудро. Вот меня и поставили в известность! – резидент, как принято, говорил только ту часть информации, которую можно было сказать. Он не сказал, что чуть позже получил шифротелеграмму, где ему предлагалось отправить отчет о работе трех сотрудников, с детальным списком проведенных операций, полученных сведений и источников получения.
Он знал о телеграмме послу, поэтому хорошо понимал, что из трех человек в Центре интересовались только Каштан, но в подробной информационной справке в Центр резидент КГБ в Париже полковник Николай Четвериков после систематизации их отчетов, как и затребовали наверху, отправил с полным анализом на всех трех за последние полгода.
Даже маршал Лаврентий Берия в ВЧК-ОГПУ не мог писать документы полностью. Инструкция обязывала пропускать информационно-ключевые слова, и вписывал их от руки в распечатанный документ с пропусками. В парижской резидентуре КГБ не отходили от протокола ВЧК-ОГПУ, текст содержал пропуски везде, где стояли конкретные имена, фамилии, адреса, даты, названия, и Четвериков заполнял все пробелы вручную. Оперсотрудник иных линий КГБ отснял документ, первый негатив проявил, а второй экземпляр непроявленных негативов ушел ближайшей дипломатической почтой с дипкурьером в Москву, в Ясенево, где его проявили, распечатали в одном экземпляре и положили на стол зампреда КГБ, начальника ПГУ генерал-полковника Крючкова.
Владимир Александрович, с сожалением отложив в сторону только что полученную афишу театров Москвы, прочитал присланные отчеты, два отодвинул, а информацию о работе полковника Д. Г. Каштан с пометкой «Передать помощнику Ю. В.» вручил дежурному офицеру связи. К концу дня справка из дома № 2, на пл. Дзержинского, поступила в ЦК КПСС, к Сербину, который и затребовал ее от помощника.
– Дайте мне отчеты ее работы там, в Париже, чтобы я мог поставить окончательную точку! – как-то сказал он, во время короткой встрече по обмену информацией, проходившей каждую неделю.
– Иван Дмитриевич, – мгновенно отреагировал помощник, – ну, не можем мы передавать данные по оперативной работе, даже в Инстанцию!
– Можете! – весело откликнулся Сербин. – Еще как сможете! С песнями принесете, если я так захочу. Поняли меня?!
Помощник понял, потому что знал, кто такой Сербин и его возможности, поэтому лично встретился с Крючковым, принеся ему несколько старых программок из московских театров, чем сильно обрадовал начальника ПГУ, как театрала, и, не вдаваясь в детали, попросил выдать за полгода все оперативные разработки полковника Д.Г. Каштан, что и было сделано.
Дора Георгиевна помолчала, как в кабинете посла, ожидая продолжения от резидента, затем, словно не понимая цели такого отзыва, спросила:
– Это что, на ковер к руководству или орден дают? А как быть с текущими делами? У меня большая оперативная работа, я продвинулась с новым контактом, в развитии…
– Товарищ Каштан, вам известно больше по этому вопросу, а я не имею понятия, в какой вы теперь будете номенклатуре. Давайте отставим эти гадания, а вы просто будете готовиться к вылету. – Он встал и прошелся по кабинету. – Да, готовьтесь к вылету. – Резидент немного подумал и, тщательно подбирая слова, продолжил: – Надеюсь, что для Москвы ваш вызов будет положительным. Вот только с кем я останусь работать?! Сами знаете, какие кадры прибывают ко мне за последние годы. Наш корпус здесь, во Франции, самый большой, почти две сотни человек, и четверть из них эти самые. Вы уедете, как я предчувствую, надолго, а что буду делать я? Мне новый день дается с трудом, каждое утро мне надо придумывать для них хоть какие-то безопасные для нашего дела не задания, а элементарные занятия. И чем дальше, тем хуже, – он помолчал, – все на этом. Удачи!