Багровый закат - стр. 9
Нет, Шифра не в обиде на них. Новый римский император Тиберий, как и его предшественник, Август Октавиан, да святится имя его, были терпеливыми. Конечно, никто из них не прощал долгов, но и не отнимали последнее, что оставалось у людей.
Если будет урожайный год, прикидывала Шифра, то удастся рассчитаться с долгами и, может быть, что-то останется дома.
Не зря же она, Бен-Цур и дети делали все, чтобы земля их надела не истощалась. Бен-Цур уже дважды перекапывал сухую, каменистую почву. Давид и Ноах ежедневно привозили собранный на пастбище навоз и распределяли по полю.
Не оставался в стороне и Элька. Несмотря на постоянную занятость у гончарных печей, он привозил из низовьев русла Аялона, плодородный речной ил. Если бы не засуха!
"Нет, его Величество император Клавдий — не худший из язычников", — пыталась быть справедливой Шифра. И, вспомнив слова Нимрода, улыбнулась.
Купец недавно возвратился из очередной поездки в Рим. Там, вместе с влиятельными римскими иудеями, ему удалось попасть на церемонию назначения нового наместника Иудеи.
— И как ты думаешь, уважаемая Шифра, что я услышал из уст наших римских собратьев? — с иронией спросил Нимрод. — Они попросили нового властелина Иудеи не слишком притеснять их братьев. Они умоляли уважаемого наместника помнить, что "хороший пастух стрижет овец, но не снимает с них шкуру".
— Ко всему привыкаешь, — с грустью сказала Шифра, — только бы не было хуже.
Она с тревогой думала о своих девочках Ривке, Оре и Эфронит. О своем повзрослевшем сыне Ицгаре. Потом неожиданно перешла к мыслям о семье подруги её детства — Юдит. Её семья по-прежнему жила в Бетулии. Особенно тревожил Шифру, Шел, брат покойного мужа Юдит.
Шел ненавидел римлян. Шифра с тревогой узнала, что он один из тех воинственных юношей, кого в народе называют сикариями — так как их оружием была сика — узкий длинный нож.
Шифра пыталась отогнать пугающие мысли, но они одолевали её.
Между тем, небо заволокло сплошным облачным слоем. На землю обрушилась лавина дождя. Вдоль переулков и тесных улочек забурлили мутные потоки воды.
Шифра с грустью вспоминала времена её молодости, когда с началом дождей, люди селения выходили из своих жилищ и тщательно убирали улочки и переулки, чтобы без помех потоки воды могли течь в общинное водохранилище.
— Боже! Как давно это было! — вздыхает Шифра и вновь погружается в воспоминания.
Еще был жив её брат Эльазар, да будет память о нем светла, а кузнец Шмуэль был совсем молод…
Под потоками проливного дождя шел он тогда по переулкам селения и прочищал заторы, возникавшие в потоках воды, несущейся к водохранилищу. На его плечах был огромный мокрый мешок.
Когда Шмуэль подходил к их дому, вспоминает Шифра, он непременно ударял по куску железа, им же подвешенному, и ждал, когда Шифра пригласит его войти в дом, погреться. Однако, прежде чем она успевала что-либо сказать, он спрашивал, дома ли её брат Эльазар. Если она отвечала отрицательно, Шмуэль тут же отступал на шаг, вновь взваливал на могучие плечи тяжелый мешок, заполненный мокрыми ветками, листьями и выловленным мусором и удалялся, приговаривая, что обязательно зайдет, но немного позднее. При этом Шифра видела, что хлеставшие потоки дождя не могли смыть счастливой улыбки с его лица.
— Боже! Как давно это было…, - вздыхает она и смотрит на свои старые, но все еще крепкие руки.