Багровый цвет величия - стр. 11
Богдан ушел, как только убедился, что девушка зашла в парадную. До общежития пришлось добираться на метро, а затем еще пройти нехилое расстояние. Он смертельно устал, как после марафона, поэтому тяжело дышал и кашлял от сухого воздуха. У входа, за своим старым столом, сидела Любовь Николаевна, которую все величали Бабой Зиной. Она не упускала повода залететь в комнату подобно злобному псу (чаще со шваброй наперевес), чтобы разогнать балаган и пригрозить нарушителям порядка выселением.
Когда вошел Богдан, она рассматривала разворот с кроссвордом. За ее спиной, прислоненная к стене, стояла знаменитая на всю общагу швабра, видавшая виды. Обгрызенный карандаш укатился на самый край стола: кажется, Баба Зина устала думать над словами и задремала, но тяжелый кашель вернул ее в реальный мир. Богдан понял, что она уже побывала в их комнате.
– Чаво? – Баба Зина вскочила и напялила очки. – За пивом ходил, небось? Что, тех баклажек вам мало?
– Так я ж пустой, – развел руки Богдан. – Если хотите, расстегну куртку – проверите.
– А где шатался тогда? Гляди, весь синий, как мой сосед алкаш с пятого этажа. Спал на улице, что ль?
– Ездил в деканат по делам. Вот, пока вернулся, чуть коньки не отбросил. Холод собачий.
Любовь Николаевна протянула что-то вроде «а-а-а» и махнула рукой, позволяя войти. Затем взяла в руки газету и вернулась к разгадыванию кроссворда. Богдан отряхнулся от снега и поспешил к лестнице, расстегивая пуговицы на куртке.
Хохот из его комнаты разносился по всему этажу, но никто не торопился идти и успокаивать пьяную компанию. Богдан неспешно, стараясь как можно сильнее отсрочить момент встречи, подошел к двери. Через нее просачивался запах пива и чего-то едкого. Он с тяжелым вздохом вошел в комнату.
Парни сразу затихли. От гнетущей тишины Богдану стало не по себе.
– О, это же наш Богданчик! – Вовка, виновник торжества, нарушил молчание первым.
– Штрафной, получается! – хохотнул его приятель Слава.
Он вскочил с кровати, мастерски поднял с пола банку и подлетел к Богдану. Повиснув у него на плечах, Слава поднес к своему носу банку и замер, принюхиваясь:
– Погоди! Здесь что-то не так. Это же не пиво вовсе, а моча какая-то!
– Ты же сам туда изливался, потому что лень было до тубзика дойти, – встрял Руслан, посмеиваясь.
Остальные тут же подхватили веселье:
– Хотел Богдана своим «лимонадом» напоить? Ну ты даешь!
– Ладно, – Слава поставил банку в угол, – тогда на сегодня штрафной ему прощаем. Но в следующий раз чтобы без опозданий! – он погрозил Богдану пальцем. – А то че ты, не как все. Мы тут значит, отмечаем, а ты по улицам шляешься? Не-по-ря-док!
– Я по делам отлучался, – сухо ответил Богдан и собирался добавить что-то еще, но потом решил, что проще проигнорировать. Пьяные люди хуже животных. Если ты трезв, то никогда не поймешь «особого» языка, на котором общается поддатая компания. И наоборот. Отец Богдана вселил в него ненависть к алкоголю на всю жизнь. Никакие праздники не оправдывали свинство и неуважение к другим студентам, которые пытались сосредоточиться на учебе в своих комнатах под раздражающий гогот соседей.
Богдан повесил куртку, снял обувь и завалился на кровать. Он достал из кармана телефон и цыкнул: от холода зарядка просела почти наполовину. Этого не хватит, чтобы просмотреть все