Багатур - стр. 36

– Не доехать «клобукам», – авторитетно заявил Станята.

– Они уже до середины добрались, – возразил Олекса.

– То‑то и оно, что до середины!

Льдины подныривали, наезжали, лопались, сталкивались, громоздя торосы, и вот вся эта колоссальная, намёрзшая за зиму масса тронулась и поползла по течению, толкаемая прибывающей водой.

– Всё! – весело завопил Олфоромей. – Перетрёт того татарина в кашу!

– На льдину намажет! – подхватил Станята.

– И Днепра‑батюшку угостит! – заключил Олекса.

Сухов вглядывался, пытаясь различить фигурки беглецов, но река стала как рассыпанная мозаика – стылого панциря более не существовало, были отдельные льдины, несомые чёрной водой.

Олег заметил метавшихся по белому обломку лису и зайца – видать, один убегал, другая догоняла, а нынче оба в беде.

На большом ледяном пласту проплыл перекошенный сарайчик, а за ним – стог сена. Дохлая лошадь. Изломанные сани. Обкорнанный ствол дерева.

Сухов бросил последний взгляд на дальний берег и скомандовал:

– Возвращаемся!

Седьмого апреля, на Благовещение, киевляне выходили на улицы с клетками, плетёнными из ивового прута, и выпускали «заключённых» птиц, чтобы те «пели на воле, Бога прославляли и просили счастья‑удачи тому, кто их выпустил».

К этому дню лёд сошёл совершенно, а снег задержался разве что во глубине сырых балок, куда не часто заглядывало солнце. А как разгулялись вешние воды! Днепр разлился до самого горизонта, затопив восточный берег, и гляделся морем необъятным, разве что накаты прибоя не доносились.

Вода подтопила многие дома на Подоле, но хозяева были людьми опытными, к половодью привычными, и спасались у родни в Копыревом конце.

Тепло всё прибывало и прибывало, влажный ветер из Дикого Поля доносил возбуждающие запахи, от коих не одни лишь «чёрные клобуки» в беспокойство впадали, а и пахари, давно уж приросшие к своей земле, испытывали неясное томление, вдыхая терпкий степной дух.

А Олег по‑прежнему тянул лямку, муштровал новиков – и всё сильнее ощущал нетерпение. Ещё совсем недавно, в Константинополе, которого уже нет, он искал покоя подле любимой женщины, а ныне, когда утратил её, рвался в бой, не вынося скуки заведённого порядка. И вот надежды его – устроить ха‑арошую потасовку – стали вроде сбываться. Начинало попахивать войной.

В общем‑то, боевые действия на юге так называемой Киевской Руси и не прекращались, просто борьба князей за галицкий, да за киевский престолы обострилась в те годы до крайней степени, принося народам смерть да разруху.

Михаил Всеволодович, князь галицко‑черниговский, собирал войско в поход на Киев. И то сказать – Киевское княжество разделяло два его владения, Чернигов и Галич, лишая земли единства и целокупности. А вот ежели к ним Киев присоединить… Тогда власть князя Михаила распространится от Карпат до реки Воронеж, а где власть, там и богатство.

Надо сказать, что весной 1237‑го Михаилу Всеволодовичу приходилось туго – Даниил Романович мало‑помалу одерживал над ним верх. До того ободрился князь волынский, такую силу почувствовал, что решил дружку помочь, австрийскому герцогу. Видя такое дело, венгерский король Бела IV вынужден был отговаривать Даниила от столь опрометчивого шага, а взамен заключил с ним надёжный мир.

В общем, к весне Михаил Всеволодович не только оказался отрезанным от своей «отчины», но и растерял всех союзников – и Конрада Мазовецкого, и Изяслава Мстиславича, и короля Белу. Пришлось ему мириться с Даниилом и передать Романовичу Перемышль…