Багатур - стр. 3

– Приветствую высокое начальство! – радостно протрубил Инегельд.

– Здорово, Клык.

– Проходь, дёрнем по маленькой. День‑то какой! Грех не выпить.

– Повод уж больно сомнительный, – улыбнулся Сухов, крепко пожимая громадную лапищу князя. – Я на минутку. Тут такое дело… Это самое… Мне срочно нужна «Чёртова дюжина» в полном составе.

– И я?

– Кстати, да. Куда ж без тебя…

– А то! И куды именно без меня – ну, никак?

– В Киев, князь. Мою особу беречь будете.

– Ага… Куда и чего – ясно. А когда?

– Сегодня. Это самое… Чем быстрее туда, тем скорее обратно.

– По рукам!

Распрощавшись, магистр повернул обратно – домой. Шёл и думал, как, в принципе, бессмысленна жизнь. Один наихристианнейший венценосец затеял евреев гонять, другой самодержец, приверженный иудейству, принялся крещёных казнить, а теперь венценосная особа, коя первой начала, жаждет и бойню устроить, и не запачкаться. А смысл? Почему славины должны теперь кровь пускать, себе и хазарам? Чего для? И всегда так – вышестоящие накосячат, наворотят, а «выпрямлять» приходится нижестоящим, теряя здоровье, а порой и само житие.

Философический настрой привёл Сухова в равновесие, но хрупкий, едва обретённый покой ненадолго задержался в душе – на форуме Константина Олег стал свидетелем безобразной сцены. Справа от колонны, подымавшей над площадью золотую статую равноапостольного императора, располагался Нимфей – каскад бассейнов с гротами и арками, со статуями и чашами фонтанов. На краю Нимфея гомонила толпа. Сухов пригляделся и сморщился в гримасе отвращения – двое дюжих молодцев окунали в воду визжащего иудея, а толстый священник крестил его. Еврей лупил глаза, хватая воздух перекошенным ртом, и брыкался – руки его были связаны. Наконец ему удалось чувствительно задеть одного из молодчиков – тот упал, но и сам иудей не удержался, скрылся под водою. А в руках доброхотов уже билась, крича и рыдая, черноволосая девушка, наверняка Сара или Суламифь.

– Эй, доставайте! – кричали в толпе. – Никак утоп!

– Ничего, – успокаивали их другие, – лучше крещёным в рай попасть, чем нехристем жить!

– Евлогий, чего встал? Тащи девку!

– Сымай с неё всё! Покрестим!

– Гы‑гы‑гы!

Олег круто свернул в переулок, углубляясь в регеон17 Арториан. Настроение снова упало в минус.

Он мог спасти эту евреечку, но не стал – опасно сие. И дело даже не в молодчиках, которых базилевс лишил химеры совести. С толпою Сухов справился бы. В крайнем случае, достал бы меч из ножен. А что потом делать? Выслушивать слезливые слова благодарности от спасённой Сары или Суламифи? А кто будет спасать его собственную жену и дочь от погрома? Кто защитит «пособника иудеев»? На титул магистра рассчитывать не стоит, да и надолго ли он его сохранит? Найдутся сметливые людишки – тут же нашепчут кому надо о предосудительном поведении «Олегария», поступающего наперекор благим намерениям Божественного императора. А тот сделает оргвыводы…

Сухов снова ускорил поступь, угрюмо глядя под ноги. Самое неприятное заключалось в том, что ему даже не пришлось подавлять позыв вмешаться и прекратить безобразие. Прошло то время, когда он то и дело хватался за меч в глупом мальчишеском стремлении восстановить попранную справедливость. Ныне он зачерствел, заматерел, скрылся за скарамангием от сует беспокойного мира. Что ему та Суламифь? Не убивают же её, в самом‑то деле…