Багатур - стр. 15
Ныне императором коронован Балдуин II, но в Киев меня послал не он, а Иоанн Бриеннский, бывший король Иерусалимский, выбранный баронами регентом и пожизненным правителем империи. Увы, Иоанн де Бриенн умер, а Балдуин обнищал настолько, что ездит по европейским дворам и выпрашивает подачки. Терновый венец Спасителя он заложил в Венеции, выкупить не смог, и священная реликвия была приобретена Людовиком Святым.36 Да что там говорить, если Балдуин тем же богатеньким венецианцам заложил собственного сына Филиппа!
Гийом выпил подряд две чарки вина, взгляд его помутнел, а речь стала бессвязной.
Олег с Пончиком переглянулись, кивнули и покинули заведение.
На свежем воздухе хмель малость выветрился. Веяло теплынью, так что Сухов решил остаться как был – в рыцарских латах. Отвязав своего чалого, Олег приторочил к седлу вьючок с шубой и вскочил в седло. Пыхтя, Пончик взобрался на своего гнедого.
– Была империя и не стало… – пробормотал он, всё ещё находясь под впечатлением рассказа барона.
– Знаешь, какая мне мысль в голову пришла? – обратился к нему Сухов.
– Не знаю. Угу…
– Мы тут пока чужие, не обвыклись ещё. Что, если я князю представлюсь странствующим рыцарем?
– А что? – обдумал идею Пончик. – Не так уж и глупо. Угу…
– Пойдёшь в оруженосцы?
– Как Санчо Панса? – подозрительно спросил Шурик. – Намекаешь на мой излишний вес?
– Да Бог с тобою! Намекаю, что к рыцарской службе ты не годен.
– А к чему годен? – пробурчал протоспафарий. – В смысле, что я должен буду делать?
– Повсюду таскаться за мною и оказывать первую медицинскую помощь.
– Ну, это я умею! – повеселел Пончик.
Беседуя на темы будущего возвышения, друзья направились к городским воротам. По дороге их обогнала компания «чёрных клобуков» – трое степняков сопровождали четвёртого. Этот четвёртый сразу не понравился Олегу. Во‑первых, не похож он был на торка или печенега – тех легко было спутать с русским человеком, а этот выглядел чужаком даже для половцев – лицо плоское и тёмное, цвета седельной кожи, глаза совершенно косые, усы длинные свисают, а борода «лопаткой» подстрижена. Во‑вторых, держал себя плосколицый до того надменно, что поневоле вызывал раздражение.
Вперив тяжёлый взгляд в Олега, плосколицый словно ожидал угодливого поклона. Не дождался и спросил властно, не тая угрозы:
– Что уставился, орос?
– Тебя не спросил, – ответил Сухов с лёгким пренебрежением.
Глаза чужака полыхнули бешенством, скрюченные пальцы метнулись к сабле в роскошных ножнах, но Олег уже поглаживал рукоять меча.
– Гуляй! – процедил он, страстно надеясь сойтись в поединке с этим неприятным степняком. Но удовлетворения Сухов так и не получил.
По лицу чужеземца пробежала судорога, на лбу выступили капли пота. Чудовищным усилием совладав с собой, он повернулся в седле, «сохраняя лицо».
– Хуррагш!37 – прорычал чужак.
Повелительный взмах рукой – и все четверо порысили к воротам.
– Он на монгола похож, – неуверенно произнёс Александр и протянул, расширяя глаза: – Слу‑ушай… А может, уже монголо‑татарское иго наступило?!
– Может, – согласился Олег.
Вдохновившись, Шурик с жаром предположил:
– А этот, с плоской мордой, шпион из Орды! Круто?!
Сухов покусал губу и спросил Пончика:
– У тебя что было по истории СССР?
– Чего‑чего? А‑а… «Четвёрка», по‑моему. А что?