Бабочки и Ураганы - стр. 4

Тогда почта снова будет доставляться с голубями.

Тамблер-девочки больше не смогут плавить веб.

Вероятно, кто-нибудь не продержится без фотографирования еды и двух суток – выпрыгнет из окна своей хрущевки.

В окружающем мире станет чуть больше дикого, первобытного смысла.

Конец света – нет интернета.

Кир не спешит спускать курок, он склоняется надо мной. Краем глаза я слежу за черной пустотой в жерле пожирающего меня ствола.

– А знаешь, в чем смысл? – шепчет Кир мне прямо в ухо. Я качаю головой. – А нет никакого смысла.

– Ясно, – говорю я, – Убей меня, только не трогай Еву. Разнеси все к чертям, но не трогай ее.

Кир обещает положить нас в одну могилу.

Нет. Только не Еву.

Отправь меня в самое сердце преисподней. Только не трогай Еву. Разорви меня и съешь мое сердце. Только не трогай Еву. Отключи нас от сети и доведи до суицида всех недотраханных тамблер-девочек Москвы. Только не трогай Еву. Принеси в жертву каждого первенца в каждом доме.

Только не трогай Еву.

Не трогай ее.

Выстрел.

Бесконечность момента подвешенного ожидания прерывает пуля, начиненная порохом пополам с крыльями бабочки. Она устремляется в мое сердце, а я закрываю глаза и лечу во мрак.

Я падаю на лопатки и закрываю глаза. Аминь.

И пока титры бегут по холодному рубероиду на крыше заброшенного часового завода, окрашенному каплями моей крови, у меня есть время подумать обо всем, что произошло за этот сумасшедший год. Обо всем, что привело к этому хаосу.

Обо всем, в чем есть частица моей вины.

Все закрутилось и полетело к чертям прошлой зимой, когда я впервые встретил Кира у автомата на углу.

Итак, повтори все с самого начала.

Вернись к прошлой зиме. Вот мне двадцать лет, никого рядом нет, и я провожу свой вечер в однокомнатной клетке на типовом этаже типового дома в типовом спальном районе.

Я еще не знаком с Киром «Ураганом». Я просто несчастный нажиматель кнопок. Я лежу в ванной, наполненной детской пеной пополам с собственной кровью.

Не стану врать, что по жизни я победитель.

По десятибалльной шкале, где 10 – это челюсть Дольфа Лундгрена или дерзкий шпагат Ван Дамма, а 0 – розовый чехольчик для смартфона с наклеечками в руках у недотраханной тамблер-девочки, я оцениваю свой поступок на 2,5. Это приблизительно эквивалентно пакету шоколадного молока с изображением кролика, у которого скручены уши а-ля петля висельника.

Ван Дамм точно не стал бы резать вены в ванной, как педовка.

И Вин Дизель бы не стал.

Ну, может быть, Том Круз.

У моего поступка нет определенной причины, в моей предсмертной записке нет ничего, кроме жалкого нытья и псевдофилософских размышлений о разочаровании в жизни, одиночестве, презрении «ко всем навязанным обществом ценностям и ярлыкам» и прочего дерьма в таком духе. Я удалил все страницы в социальных сетях, я потратил все деньги, я перессорился со всеми знакомыми и собираюсь тихо и спокойно покончить с жизнью: в самый последний раз расслабиться в ванной за просмотром любимого сериала, попивая шоколадное молоко из чашки с жизнеутверждающей надписью «Все к лучшему!».

Сознание постепенно растворяет в пене, молоке и восьми таблетках парацетамола. И я катапультируюсь на луну из подводной лодки, срывающейся вниз с Ниагарского водопада. Или вытянув руки вдоль туловища, отправляюсь в полет над Гранд-Каньоном без парашюта. Бесконечно долгий полет на другую сторону.