Бабочка в стекле - стр. 16

‒ Нет, Наташа, не забыл. Ревнует меня к работе: слишком я стала занятая, активная, не домашняя. – Обреченно вздохнула Аня.

‒ Слушай, ты опять оправдываешь его? То, что ты перестала выполнять все его желания, даёт ему право обижать тебя? ‒ недоумевала Наташа.

‒ Видимо даёт, ‒ выдавила Анна, заметив, что волосы подруги украшает платок-тюрбан, закрученный вокруг головы. ‒ Наташ, необычный наряд! И платок такой интересный, восточный…

‒ Мне надо поговорить с тобой, ‒ прошептала Наташа.

‒ Когда? После банкета? ‒ спросила Анна.

‒ Можно и сейчас.

Гости выпивали и наперебой заказывали музыкантам песни. Стёкла резонировали от топота модных женских и мужских туфель, отбивающих танцевальный ритм. Столы ломились от лакомств и спиртного. Михаил сидел во главе стола, окружённый гостями, коллегами и членами семьи. Наконец, Наталья выбрала момент для уединения с Анечкой. Жестом она позвала её в сторону туалетных комнат.

Когда подруги вошли, Наташа закрыла дверь на замок и сняла с головы платок… Нет, это не был стон удивления – из груди Анны вырвался крик ужаса и отчаяния! Вместе с платком Наташа сняла внушительную часть волос. Они рассыпались неживой кучей на полу.

‒ Наташенька, что это? Господи… ‒ недоумевала Анна.

‒ Анечка, я не знаю как сказать… ‒ замялась Наталья. ‒ У меня рак.

‒ Борис знает? ‒ осторожно поинтересовалась Анна.

‒ Нет, я сама узнала совсем недавно. Боря возил меня в Таиланд, чтобы я отдохнула, выспалась, но после поездки стало хуже: у меня порой нет сил даже встать, ‒ выдохнула Наташа.

Анна отбросила панику и обняла подругу.

‒ Наташа, так нельзя, надо сказать ему. Уверена: всё будет хорошо. Твой муж любит тебя и сделает всё на свете, чтобы ты была здорова. – Сглотнув горечь, внезапно заполнившую горло, промолвила Анна.

‒ Конечно, сделает… ‒ пробормотала Наташа.

****

Год спустя.

Наташа почти не вставала: месяцы страданий и нескончаемой, не отпускающей ни на секунду боли сложились в целый год… За окном уже падал мягкий, осенний снег.

‒ Придёшь завтра? ‒ сухими потрескавшимися губами выдавила Наташа и тронула руку мужа прохладными пальцами. Борис потянулся обнять её, но Наталья отстранилась. ‒ Борь, мне больно от малейшего движения…

Ей было тяжело говорить и дышать. Он обнимал жену тёплым любящим взглядом, нежно поглаживал по щеке и истощенным кистям воскового, уже неживого, ядовитого тела, изъеденного метастазами.

‒ Ещё спрашиваешь… Хочешь, я сегодня здесь останусь? ‒ Борис почти не мог говорить от физического ощущения её боли. Гадкий комок в горле, как будто такая же опухоль, мешал ему дышать. ‒ Наташ, прости меня за всё… ‒ Слезы текли из его глаз. ‒ Если ты хочешь попросить о чём-то…

‒ Боря, пожалуйста, живи… И всё… Будь счастлив, люби… Мне не за что тебя прощать, это ты прости меня, ‒ ей трудно давалось каждое слово, женщина тяжело дышала, лоб покрылся мелкими каплями пота.

Борис смочил платок под холодной струей воды и бережно вытер лицо жены. За эти месяцы он возненавидел больницы, их холодные кафельные объятия смерти, звуки капель воды из протекающих кранов, приторные запахи. Вошла медсестра, чтобы сделать укол. Наташа погрузилась в болезненный, короткий сон. Её веки дрожали, из груди вырывались хрипы. Борис сидел неподвижно, боясь шевельнуться, чтобы не нарушить покоя. Ещё немного, хотя бы пару часов… С понедельника состояние Наташи, по словам доктора, должно было стабилизироваться, что позволило бы продолжить курс химиотерапии.