Бабочка-оборотень и глупая принцесса. В Эльфийском Лесу - стр. 24

Последний раз герцог приобретал у гномов колье, браслет и серьги полгода назад. Так что Рутгер интересовался о нынешней фаворитке не из пустого любопытства, а с практической целью. При этом вопросе Барнабас бросил на меня косой взгляд. Тема, и без того для меня неприятная, напрягла ещё больше. Неужели обо мне уже пошли сплетни?

– Пока у герцога нет постоянной фаворитки, – ответил Барнабас и поспешил сменить тему. – Ты лучше скажи, старейшина Фрегзи сейчас здесь или в столице, у короля Тридовхольма?

– Дедушка здесь. Он собирался сегодня ехать, но ба не пустила. Ей какой-то сон приснился, что сегодня дед должен быть дома. Дед сказал, что ждёт до полудня и едет. Пока вместо него у короля дядя Брок заседает. Дядя у нас всё больше за главу рода действует. Дед ему понемногу передаёт дела.

– Ну, у меня дело к достопочтенным Фрегзи и Ниневин. Я рад, что застал его.

– Дело к бабушке Ниневин? – Рутгер с удивлением посмотрел на Барбу. Видно, дела и бабушка в голове молодого гнома плохо сочетались.

Он даже замолчал на время, пытаясь угадать, какое общее дело может объединять бабушку, дедушку и купца Барнабаса. Но вот что-то пришло ему в голову, и он просиял:

–Барба, неужели ты решил-таки взять меня в Герцогство? Хочешь поговорить с ними об этом?

Для Барнабаса такой поворот стал неожиданностью. Он даже с шага сбился:

– А что, тебя так и не пускают с вашими караванами на людские земли?

– Нет! Ни меня, ни других кузенов дальше гномьих земель ни на шаг не пускают, – с прорвавшейся обидой сказал Рутгер. – Сами-то в мои годы уже до Медонии добирались.

– Извини, Рутгер, но это ваши дела. Я в них вмешиваться не буду. А к вашим старшим у меня другой разговор.

Рутгер ненадолго нахмурился, но интерес к загадочному «делу» Барбы пересилил разочарование. Этот молодой гном не привык отступать и всю оставшуюся часть пути пытался не мытьём, так катаньем выведать у нашего провожатого, что ему надо от бабушки Ниневин. Окки напряжённо вслушивался в новые для него имена родственников, так как окольные вопросы Рутгера давали больше сведений о семье Нандрадт, чем тому ответы Барбы.

Я же с любопытством осматривалась. По мере приближения к жилому краю пещеры света становилось больше. Судя по всему, упомянутые световые штольни были прорублены предками Окки ближе к нему. Серость камня, лежавшего в основе пещеры, стала разбавляться цветными пятнами, радовавшими уставшие от однотонности глаза. Вдоль дорожки, по которой мы шли, стояли пёстрые красивые валуны, явно принесённые сюда из других мест. На некоторых из них сверкали друзы горного хрусталя или розового шпата. На других были красивейшие вкрапления неизвестных мне горных пород. Разноцветные пятна мхов смотрелись, как пёстрый ковёр, накинутый на пол пещеры. В самом светлом месте среди мхов рос папоротник и другие неприхотливые растения. Мне показалось, что часть из них посажена в определённом порядке. Заметив мой интерес, Рутгер с гордостью пояснил:

– Это огород бабушки Ниневин. Мы для него специально землю у людей покупали. Там даже цветы есть! Сейчас, правда, уже отцвели.

– О! даже цветы? – удивилась я. – Удивительно!

– Да, мало кто может этим похвастаться.

Дорожка привела нас к стене пещеры, напомнившей мне многоквартирный дом в разрезе: лестницы, лестницы, двери и никаких окон. Нас Рутгер завёл через парадный вход с мраморной лестницей и украшавшей её колоннадой. Огоньки светильников, висевших над дубовой резной дверью, освещали крыльцо, что было совсем нелишним.