Бабочка и паук - стр. 11
– Это ваш колодец? – спрашиваю я дерзко.
– Мой, – почему-то помедлив, отвечает он. Мне хочется убежать, бросив ведро с водой. Но вместо этого я продолжаю тем же тоном стервочки:
– А другого колодца здесь нет? А то я разрешения забыла спросить.
– Колодец есть, но далеко, в деревне.
Деревня действительно далековато – я видела ее – нужно пройти по берегу озера примерно с километр.
– А остальные как берут воду? Здесь везде свои колодцы?
– Водокачка имеется. Но вода плохая, с мелом. Бери тут, не стесняйся.
– Вот спасибо.
Я отнюдь не жажду, чтобы мужик тащил мою воду. Не потому, что мне самой дотащить – раз плюнуть, нет, ведро, даже с учетом того, что не полное, все-таки тяжелое. Просто я не собираюсь пускать к себе на территорию постороннего, пусть даже это сосед. Придет, начнет разглядывать, а потом поймет, что я тут одна…
Но этот нахал даже не думает предлагать мужскую силу в качестве помощи. Я все-таки медлю, чисто из принципа. Он предложит, я гордо откажусь и, перегибаясь то в одну, то в другую сторону, поволоку воду сама. Нет, молчит, вот гад какой!
– Спасибо и до свиданья. То есть прощайте, конечно. Донести ведра вас не прошу, так как понимаю, что вы участник Параолимпийских игр, прошли курс реабилитации после снятия инвалидности. И на всех не натаскаешься.
Боже, что это я такое несу? Несу-то я воду, а вот язык мой несет чушь. Оскорбляю мужчину, от которого зависит, давать мне чистую воду, или повесить на калитку амбарный такой замок. Но он говорит мне в спину, гордо пока прямую:
– Ладненькая. Бабочка пушистая.
– Да что вы? – я опять плеснула себе на ноги.
– Ты приходи в гости, мы же соседи, я тебе кое-что интересное покажу.
Я ставлю ведра и поворачиваюсь, чтобы отшить старикашку раз и навсегда.
– Это вы так шутите?
Но он не замечает иронии. Начинает говорить что-то о саде, о доме, а я рассматриваю его. Человека лучше всего изучать, когда он говорит. Тогда можно переводить взгляд с в меру густых бровей на загорелый с продольной морщиной лоб, на голубые удлиненные глаза. Нос у него тонкий, ползущий куда-то вниз лица, к бороде и усам. Руки волосатые.
– Извините, мне некогда.
Довольно грубо прервав его разглагольствования, я спешу с ведрами в свой дом, оставляя по бокам тропинки пятна расплескавшейся воды. Ставя воду на скамейку на кухне, перевожу дух. Во мне все дрожит. Мне хочется вымыться, но я знаю, что это не поможет.
Это желтая сеть, и она снова коснулась меня.
С самого юного возраста, когда меня осматривал тот профессор, я трачу много сил на то, чтобы избегать ее, эту сеть. Она касается не только меня, я вижу, когда в нее запутываются другие.
Есть люди, которые ходят, говорят, едят, смеются, но
при этом роняют на ходу целые куски сети – так они
оплетены ею.
Однажды – это было в Заведении – я сидела одна в комнате для отдыха и читала книжку. Вошел слесарь Иван – длинный мужик, еще не старый. Про его жену говорили плохое, а про него – только, что пьет, но руки у него золотые. Он пришел чинить окно. Я почувствовала напряжение, но упрямо решила дождаться, когда он уйдет. А он попросил меня помочь, и мне пришлось придерживать для него раму, но я поняла, что это было необязательно. "Все?" – резко спросила я, когда он что-то подкрутил. После этого я тут же смоталась. Спускаясь по лестнице, увидела почти бегущую вверх жену Ивана. Похоже, что не он ее ревнует, а она его. Хорошая парочка – и это в Заведении! При мысли о том, что, придя минутой раньше, она могла затеять скандал, мне стало сильно не по себе.