Азиль - стр. 53

Приглядывая за дочерью, Вероника рассматривает прихожан, ищет знакомые лица. Вот месье Морель с младшей дочерью, вот старенькая мадам Готье. У выхода из Собора с кем-то громко разговаривает месье Руж, владелец водоочистительной системы Азиля. Маленькие Серж Готье и Луизетта Морин что-то рассматривают позади одной из колонн центрального нефа. «Лишь бы не кошка», – беспокоится Вероника. Эти симпатичные зверьки, истребляющие крыс и мышей по всему городу, ужасно злы и могут поранить детей при попытке взять их в руки или просто потрогать. Луизетта выглядывает из-за колонны, встречается взглядом с Амелией и машет ей рукой. Амелия морщит нос, показывает язык и отворачивается.

– Милая, – окликает Вероника. – Как некультурно.

– Она мне не ровня! – высокомерно заявляет дочь. – Она считает меня глупой, потому что мне неинтересно, сколько шкафов с платьями у неё и её мамы. А я думаю, что глупо – не знать, как называлась страна, которой был раньше Азиль.

– Малышка моя, быть умной – хорошо. А быть умной и воспитанной – хорошо вдвойне.

– Папа мне такого не говорил.

Авторитет отца для Амелии непререкаем, Веронике только и остаётся, как оставить попытку урезонить дочь. Конфликтовать с Амелией – нарываться на гнев Бастиана. А уж этого хочется меньше всего.

Шаг отделяет Веронику от отца Ланглу. Она стоит, тайком любуясь его неторопливыми, плавными жестами, фиксируя в памяти движения губ, спокойный взгляд, тёмных, как ночное небо, глаз. Вероника впитывает в себя его образ, как спасение, чтобы в минуты отчаяния обращаться к своей памяти, как к лекарству.

– Благословляю, брат мой, – и тот, кто отделял Веронику от священника, отходит в сторону.

Она делает шаг вперёд, припадает на одно колено. Склоняет покорно голову.

– Благословите, святой отец.

Его жёсткая ладонь ложится ей на макушку. От руки так тепло, что хочется схватить её и изо всех сил прижаться щекой. Присвоить. Только себе, больше никому-никому. Как спасение. Как освобождение.

– Встань, дитя моё.

Отец Ланглу незаметно кладёт кругляш гостии на алтарь и его взгляд, обращённый к Веронике, становится строже. «Это тебе нельзя», – читается в нём. Мгновение – и прямую линию губ трогает тень улыбки, а на ладони лежит маленькая красная карамелька. Ксавье осеняет Веронику крёстным знамением, подносит сладкий кусочек к её рту. Губы Вероники принимают карамель, касаются пальцев священника поцелуем. Он не спешит убирать руку. Для него это так же важно и свято, как и для маленькой женщины в серо-голубом платье.

– Сад, – коротко выдыхает Ксавье, и Вероника опускает ресницы: приду.

Она отходит, берёт за руку Амелию, и они покидают Собор. На улице уже ждёт Ганна в пёстром лоскутном сарафане и с полугодовалым Клодом в слинге.

– Младенчик! – радостно вопит Амелия и тянется к нему. – Nourrice, можно мне его подержать? Какие у него щёчки! Я так люблю младенчиков, но у нас их почти не бывает…

– Пойдём, моя дорогая, – белозубо улыбается Ганна. – Посмотрим, как красиво сегодня в парке. И пустим Клода поползать по травке.

– Нянюшка, – окликает её Вероника, – я помогу отцу Ксавье украсить церковный садик и присоединюсь к вам. Амелия, у озерца сегодня дают специальные кульки с кормом для золотых рыбок.

– Вот это да! – обрадованно восклицает девочка. – Идём кормить рыбок! Скорей, няня!