Азенкур - стр. 43

– Для какого ж силача это делали? – с сомнением произнес Венабелз. – Посох для Голиафа, а не лук! О чем только думал мастер?

– Наверное, не хотел укорачивать цевье, – предположил Ник. – Чтобы не портить красоту.

– Ну, парень, если сможешь его натянуть – он твой. Наручи вон там. – Винтенар указал на груду роговых щитков, потом кивнул в сторону бочонка с пенькой. – А тут тетива.

Шнуры, предназначенные для тетивы, слегка липли к пальцам: чтобы уберечь от влаги, пеньку покрывали копытным клеем. Отобрав пару длинных шнуров, Ник на одном завязал концевую петлю и закрепил ее на нижнем наконечнике лука, а затем, изо всех сил согнув древко и отмерив нужную длину, завязал петлю на другом конце шнура и, вновь согнув лук, накинул петлю на верхний наконечник. Середина шнура, которая будет ложиться в роговую насадку на хвосте стрелы, уже была обвита дополнительным слоем пеньки, чтобы усилить тетиву там, где она соприкасается со стрелой.

– Теперь пристреляться? – с готовностью предложил Венабелз.

Дружелюбный и общительный, он состоял на службе у коменданта Тауэра и всегда не прочь был поболтать с любым, кто согласится послушать рассказы о давних битвах.

Винтенар выбрался из подвала и бросил мешок со стрелами на полоску травы у выхода. Хук тем временем завязал на левой руке наруч, предохраняющий внутреннюю часть запястья от удара тетивой.

Где-то раздался вопль и тут же стих.

– Брат Бейли за работой, – объяснил Венабелз.

– Брат Бейли?

– Бенедиктинец, пыточных дел мастер на королевской службе. Добывает истину из очередного бедолаги.

– Меня тоже хотели пытать в Кале, – кивнул Хук.

– Кто?

– Священник.

– Неугомонные ребята, им только дай кого-нибудь помучить. Никогда этого не понимал. Сами говорят, что Бог тебя любит, и тут же вытряхивают из тебя последние кишки. Если станут пытать – лучше говори правду.

– Я и так говорил правду.

– Не всегда помогает. – Винтенар мотнул головой в ту сторону, откуда вновь донесся приглушенный вопль. – Тот бедолага, поди, тоже не врет, да только брат Бейли любит лишний раз убедиться, чтоб уж без сомнений. Ну, лук пробовать будем?

Хук воткнул десятка два стрел в землю перед собой. На полоске травы у гниющей копны сена, за сотню шагов, установили выцветшую и изрядно побитую мишень вдвое шире среднего человека. В другое время по такой цели Хук не дал бы ни единого промаха, однако первые стрелы из нового лука наверняка полетят мимо.

Лук сначала нужно научить гнуться. В первый раз Ник напряг лук совсем слабо – стрела едва долетела до мишени, – затем с каждым разом натягивал тетиву все больше, отводя руку почти до лица и все же избегая сгибать цевье в полную силу. Он пускал стрелу за стрелой, выясняя повадки нового лука и приучая его к себе, и лишь через час, оттянув тетиву к уху, впервые напряг лук во всю мощь.

Хук не замечал, что улыбается. Лук был прекрасен – в нем сливалась воедино красота тиса и пеньки, перьев и шелка, стали и ясеня, человека и оружия, чистейшей мощи, своевластного движения, отправляющего стрелу в полет после того, как истертые грубой пенькой пальцы отпустят тетиву. Последняя стрела вспорола воздух и, пройдя сквозь пробитый стрелами центр мишени, зарылась в сено по самые перья.

– Не в первый раз лук держишь, парень, – усмехнулся Венабелз.