Айвазовский - стр. 19
Он, не тратя времени на изучение деталей дела, поверил французскому живописцу и сразу же отдал приказ исключить из экспозиции все картины академиста Айвазовского. Чему сохранились документальные подтверждения и одно из них – «Запрос президента Академии министру Двора о картинах И. К. Айвазовского, подлежащих снятию с академической выставки», датированный 30 сентября 1836 года:
«Бывший больной ученик живописца Таннера, академист Айвазовский, выставил не одну картину, а всего пять картин, а именно:
1. “Вид части Кронштадта с идущим на парусах стопушечным кораблем, в бурливую погоду”.
2. “Вид парохода ‘Геркулес̓, идущего посредством паровой машины, при бурливой погоде”.
3. “Моряки-чухонцы, стоящие на берегу”.
4. “Два мальчика на ловле рыбы удою”.
5. “Мальчики, играющие в бабки”.
В предписании Вашей светлости картина поставлена в единственном числе, то которую должно из них снять – или это писцовая ошибка и следует читать: “картины, написанные…” Прошу о разрешении»[51].
«Распоряжение министра Двора президенту Академии художеств о снятии по приказу царя картин И. К. Айвазовского с академической выставки» последовало в тот же день:
«По высочайшему повелению покорнейше прошу Ваше высокопревосходительство приказать снять с выставки Академии художеств все картины, писанные бывшим больным учеником живописца Таннера.
Министр императорского Двора
князь Волконский»[52].
И все картины Айвазовского были сняты со стен с довольно нелепым комментарием: «…ввиду громадной толпы посетителей выставки»[53].
Был ли Иван Айвазовский действительно болен? Нетрудно представить, каким потрясением стали эти события для начинающего художника, наивного, открытого людям провинциального юноши, не привыкшего к подлости, не представлявшего масштабов и изощренности столичных интриг. Наградой за самоотверженную работу явилась озлобленность французского наставника. За успехом его полотен на выставке, за первым признанием и первой радостью победы пришли опала, а затем и запрет выставлять картины, двусмысленность его положения в Академии. Молодой маринист осознавал всю несправедливость произошедшего. Не желая унижаться «перед сильными мира сего», Айвазовский замкнулся в себе. Он глубоко переживал случившееся с ним, но старался сохранять внешнее спокойствие. Невольно вспоминая резкие высказывания чиновников от искусства, прячущих глаза педагогов, обидные слова недавних друзей, косые взгляды, он пытается найти утешение в мудрости веков, все чаще вспоминая латинское изречение, услышанное им однажды в стенах Академии: Nihil plus sanitatis in – «Это – звук, и не более».
Но, вероятно, сильное душевное потрясение все же сказалось на здоровье юноши. Он попадает в академический лазарет, где нашлись люди, отнесшиеся с сочувствием к его несчастью. Докладывая по долгу службы руководству о состоянии здоровья молодого мариниста, штаб-лекарь Академии художеств Оверлах подает рапорт президенту Оленину о состоянии здоровья И. К. Айвазовского:
«12 октября 1836 г.
Во исполнение предписания Вашего высокопревосходительства от 11 числа сего месяца за № 356-м касательно доставляемого сведения, когда академист Айвазовский вступил в академический лазарет, какою одержим был тогда болезнью и каким именно недугом по сие время страдает, имею честь донести Вашему высокопревосходительству следующее. Академист Айвазовский, ехавши водой и занимавшись на судне рисованием, заболел простудною лихорадкою и вступил в академический лазарет 28-го июля сего года. По употреблении соответствующих сей болезни средств, он скоро выздоровел от оной, но объявляя мне, что вследствие помянутой простуды снова страдает от старого недуга своего, он просил меня дозволить ему оставаться еще на некоторое время в лазарете, в чем я ему отказать не мог потому, что хождение по лестницам всегда оказывалось вредным для здоровья его. Академист Айвазовский быв переведен несколько лет пред сим в Санкт-Петербург из южного края России и именно из Крыма, с самого [начала] пребывания его здесь всегда чувствовал себя нездоровым и многократно уже пользуем был мною в академическом лазарете, страдая, как прежде сего, так и ныне, грудною болью, сухим кашлем, одышкою при восхождении по лестницам и сильным биением сердца; все сие должен я приписать геморондам, еще не совершенно образовавшимся. Почитая состояние здоровья его тем более опасным, что сверх всего того имеет он расположенное к чахотке телосложение, могущее весьма легко превратиться в чахотку при неблагоприятных обстоятельствах, в особенности же у лиц, переселившихся из южной страны в здешний климат. В уважение всех вышеизложенных обстоятельств, я необходимо нужным считаю иметь всевозможное попечение о спокойствии как физическом, так и душевном вышеупомянутого академиста Айвазовского, и по сему оный еще находится в академическом лазарете.