Айн Рэнд. Сто голосов - стр. 80
Она подарила мне Кандида из своей библиотеки, уже упакованной для переезда в Нью-Йорк. А еще рекомендовала книгу Виктора Гюго Человек, который смеется, бывшую у нее одной из любимых. Потом мы немного поговорили о Толстом. И она сказала, что если я хочу научиться не быть писателем, то должен читать Толстого.
Помогла ли она вашему мышлению?
Она выправила много умов, включая мой собственный. Я сказал ей, что когда закончил свое коллежское образование со степенью бакалавра, то оказался перед двумя с половиной сотнями различных философий, вместе вращающихся как большое колесо с уравновешивающими друг друга спицами, и более не знал, что думать. Она начала удалять спицу за спицей. Наконец колесо начало вращаться. И самым определенным образом повернулось в ее направлении.
Можете ли вы припомнить конкретные идеи, ваше отношение к которым она изменила?
Я перестал цитировать Шопенгауэра.
Помните ли вы конкретные темы ваших разговоров с ней?
Ей был нужен новый источник энергии. Новый и важный, ему предстояло фигурировать в романе Атлант расправил плечи.
В 1952 году я сделался инженером-электротехником, и она стала расспрашивать меня о молниях. Кое-что о них было мне известно, но я расспросил еще и знакомых мне инженеров, и мы пришли к выводу, что хотя такой источник может иметь огромную мощность, но в течение слишком короткого времени. Укротить его каким-то образом не представлялось возможным, поэтому ей пришлось отказаться от мысли использовать энергию молнии в своем романе.
Чем еще вы занимались, кроме разговоров?
Мы часто слушали музыку с помощью проигрывателя, находившегося в гостиной.
Она любила Рахманинова. Он был ее любимым композитором. Шекспира она не любила и целых пять минут как минимум объясняла мне почему, и по этому поводу я не могу что-либо вам сказать. Я внимательно слушал, однако причину так и не понял.
Как развивались ваши отношения?
Мы пребывали в полном согласии, и я соглашался со всем, что она говорила, кроме Шекспира. Мы были точно настроены на одну волну. Так что мы сделались добрыми друзьями и пробыли ими около десяти лет.
Кажется, впоследствии вы поработали корректором или машинисткой мисс Рэнд?
Она сказала мне: «Вы всегда под рукой. А не хотелось бы вам перепечатать эти страницы, на которых слишком много правок, чтобы их можно было отдавать издателю?» Я согласился поработать, и она спросила: «А сколько возьмете?» Я назвал свою цену. Пятьдесят центов за машинописную страницу было тогда до смешного мало, но собственно деньги меня не интересовали. Таким образом, мне пришлось перепечатать какое-то количество страниц Атланта, однако я естественным образом не вносил никаких существенных изменений. Она всегда была рада слышать о замеченных мной опечатках или сделанных предложениях.
Разве в то время у нее не было штатного секретаря?
Не было. Строго говоря, я видел в ее доме только троих людей. Себя, Айн и Фрэнка. Впоследствии она кого-то наняла, когда я оставил работу, потому что эта перепечатка мне надоела. Она поняла, что мне скучно, и наняла кого-то еще.
Фрэнка можно было уподобить высокому светловолосому призраку, присутствовавшему сразу повсюду. В доме он появлялся настолько бесшумно, что всякий раз пугал Айн, и она даже попросила его привязывать к его ботинкам колокольчик, чтобы слышать, где он находится.