Автобиография - стр. 65
11 января 1906 года
Несколько дней назад я получил от миссис Лоры К. Хадсон письмо следующего содержания:
«287 Куинси-стрит,
3 января 1906 года.
Мистеру Сэмюэлу Клеменсу.
Уважаемый сэр!
Лет около двадцати назад мы с мужем только начинали семейную жизнь, первые два маленьких прибавления нашей растущей семьи принуждали нас вести затворнический образ жизни, и мы с мужем счастливо проводили вечера дома: он – за чтением вслух журнала или книги, а я – слушая его за рукоделием. Однажды он прочитал в одной из нью-йоркских газет корреспонденцию о каком-то светском мероприятии – смутно припоминаю, что это был званый обед в пресс-клубе или какая-то еще пирушка, – где Марк Твен читал вслух сочинение, которое показалось мне лучшим и самым смешным из когда-либо написанных нашим великим любимцем. И теперь, когда наша семья разрослась и очень полюбила Марка Твена, я обшарила все сборники его произведений в поисках этого очаровательного юмористического рассказа, но все тщетно. Нельзя ли мне в таком случае обратиться за помощью к мистеру Клеменсу?
Действие происходило в горной хижине старателя, к которому приходят трое мужчин в поисках пищи и ночлега. Они представляются ему как Лонгфелло, Холмс и Уиттьер[80], и то, как они описываются старателем, рассказывавшим эту историю (последний из упомянутых «с двойными подбородками, спускающимися до живота») и приводившим напыщенные цитаты из их сочинений, которые они дают в ответ на очень ворчливые и прямые вопросы старателя, является смешнейшим из самого смешного. Старатель терпит это, как вдруг в ответ на какую-то его самодовольную реплику относительно своей удобной хижины псевдо-Холмс резко парирует:
«Построй-ка новый особняк, черт побери!» – и так далее, целую строфу. Тогда старатель гневно встает и выгоняет троих поэтов вон.
Любой свет, какой вы можете пролить на название и возможное местонахождение этого восхитительного плода вашей музы, будет с чрезвычайной благодарностью встречен моим мужем, моими тремя сыновьями и их любящей матерью, почитательницей Марка Твена, которая молит разрешить ей называться
искреннейше Вашей
Лорой К. Хадсон».
Сегодня утром я продиктовал своей секретарше мисс Лайон письмо следующего содержания:
«Уважаемая миссис Хадсон!
Я навеки ваш должник за то, что напомнили мне о том курьезном эпизоде из моей жизни. В течение первого года или двух, после того как он произошел, мне было невыносимо о нем думать. Мои огорчение и стыд были настолько глубокими, а мое ощущение, что я выставил себя идиотом, настолько прочным, устоявшимся и закоренелым, что я полностью вытеснил этот эпизод из своей памяти – и, таким образом, все эти двадцать восемь или двадцать девять лет жил в убеждении, что то мое выступление было грубым, вульгарным и лишенным юмора. Но ваши слова о том, что вы и ваша семья двадцать восемь лет назад обнаружили в нем юмор, побудили меня вникнуть в это дело. Поэтому я дал поручение одной бостонской машинистке покопаться в тамошних газетах былых времен и выслать мне нужный номер.
Он пришел сегодня утром, и если в том моем выступлении есть какая-то вульгарность, я не в состоянии ее обнаружить. Является ли оно простодушно и абсурдно смешным, тут я не судья. Я позабочусь, чтобы вы получили копию.