Автобиография - стр. 19

Мы были музыкальной семьей. С пяти лет я обучалась игре на фортепиано, моя мать тоже играла. На самом деле я оказалась довольно одаренной, и мне повезло найти отличных учителей и завоевать несколько призов на местных музыкальных фестивалях. Фортепиано, на котором я обучалась, сделал мой двоюродный дедушка Джон Робертс, живший в Нортэмптоне. Он же делал и церковные органы. Когда мне было десять, я навестила его и была потрясена тем, что он позволил мне поиграть на одном из двух органов, которые он строил в здании, похожем на глухой амбар, в своем саду. К сожалению, в шестнадцать лет я решила прекратить обучение музыке из-за нехватки времени – я тогда готовилась к поступлению в университет, и я до сих пор жалею, что никогда не вернулась к музыке. В детстве же, однако, я играла дома на фортепиано, когда мой отец (обладатель хорошего баса) и мать (контральто) и иногда друзья семьи пели старые любимые песни – «Священный город», «Потерянный аккорд», арии Гилберта и Салливана и пр.

Моим сильнейшим впечатлением в ранние годы было, должно быть, посещение Лондона в двенадцатилетнем возрасте. В сопровождении друга моей матери я прибыла на поезде на станцию Кингс Кросс, где меня встретили реверенд Скиннер и его жена, друзья нашей семьи, которые должны были обо мне позаботиться. Лондон меня ошеломил: станция Кингс Кросс сама по себе была гигантской суматошной пещерой, остальной город был ослепительной торговой столицей империи. Впервые в жизни я увидела людей из других стран, некоторых – в национальных костюмах Индии и Африки. Сама громкость транспортного и пешеходного движения будоражила, все, казалось, было заряжено электричеством. Лондонские здания впечатляли по другой причине; почерневшие от копоти, они обладали мрачным величием, постоянно напоминавшим, что я нахожусь в центре мира.

Скиннеры показали мне все традиционные достопримечательности. Я покормила голубей на Трафальгарской площади; я спустилась в метро – несколько отталкивающий опыт для ребенка. Я посетила зоопарк, где покаталась на слоне и в ужасе отшатнулсь от рептилий – раннее предзнаменование моих будущих отношений с Флит-стрит. Оксфорд-стрит меня разочаровала – она оказалась гораздо у́же, чем в моем воображении. Мы посетили собор Святого Павла, где Джон Уэсли молился в утро своего обращения, и, конечно, здание парламента и Биг-Бен, которые совершенно не разочаровали. Я сходила взглянуть на Даунинг-стрит, но в отличие от юного Гарольда Уилсона не предчувствовала своей связи с домом номер десять.

Все это было безмерным удовольствием, но его кульминацией стал мой первый визит в театр Кэтфорд в Льюисхэме, где мы посмотрели знаменитый мюзикл Зигмунда Ромберга «Песня пустыни». Три часа я провела в другом мире, унесенная, как и героиня, бесстрашной Красной тенью. Впечатление было так сильно, что я купила ноты и играла по ним дома, возможно, слишком часто.

Мне было трудно покидать Лондон и Скиннеров, которые так меня баловали. Благодаря их доброте я увидела, выражаясь словами Талейрана, la douceur de la vie, какой сладкой может быть жизнь.

Наша религия была не только музыкальной и социально ориентированной, но также и интеллектуально стимулирующей. Священники были яркими личностями с твердыми взглядами. Основной политической тенденцией среди методистов и других протестантов в нашем городе была близость к левому крылу и даже пацифизму. Методисты в Грэнтеме знамениты тем, что организовали референдум 1935 года, распространяя среди избирателей важный опросный лист; в конечном итоге большинство проголосовало «за мир». В истории не зафиксировано, как сильно Гитлер и Муссолини были тронуты таким результатом, но в доме Робертсов у нас были свои взгляды на этот счет. Референдум был глупой затеей, частично виновной в отставании в сфере национального перевооружения, необходимого, чтобы отпугнуть и в конечном итоге одержать победу над диктаторами. По этому и другим вопросам мы, стойкие консерваторы, имели свое особое мнение. Наш друг реверенд Скиннер был энтузиастом референдума. Он был добрейшим и святейшим человеком; годы спустя он венчал меня и Дэниса в лондонской часовне Уэсли. Но личные качества не заменяют политической трезвости.