Размер шрифта
-
+

Авиатор - стр. 31

– Браге у аппарата, – сказала она в трубку, пододвигая к себе свободной рукой бутылку коньяка, – слушаю вас.

– Э… – то ли блеяние, то ли мычание.

– Говорите! – потребовала Лиза, не любившая, когда люди не могут в трубку и слова сказать. Не умеешь говорить, зачем тогда вообще звонить?

– Здравствуй, Лиза, это я! – сказал низкий мужской голос.

– Ну, и кто он этот «ты»? – спросила она, свинчивая с бутылки колпачок.

– Ты в своем праве, – вздохнул мужчина. – В конце концов, я должен был навестить тебя еще в госпитале… Все-таки муж… хоть и бывший… и…

Голоса Петра Лиза, понятное дело, не знала, но сообразить, кто ей звонит, было несложно. Сам сказал.

– Рожай уже! – предложила она и плеснула себе в стакан буквально «пару капель» коньяка.

– Елена Константиновна устраивает семейный обед, – голосом обреченного на казнь сообщил Петр.

– Что, серьезно? – удивилась Лиза и нервно «цапнула» папироску из открытой коробки.

– Говорит, старая стала, скоро помрет. Хочет всех видеть.

– Когда? Где? – спросила, закуривая.

– В Гатчине, разумеется. Послезавтра.

«Гатчина? – задумалась Лиза. – Что-то знакомое… Ах да! Это же Троцк! Старое название, вот в чем дело!»

– Ну, Гатчина так Гатчина, – сказала вслух и сразу же приложилась к стакану. – А кто будет?

– Да все! – вздохнул Петр. – Мы с Варварой, братец твой с невестой, как раз знакомить с семьей привезет, Виктор с Дарьей, Татьяна с Иваном, Ольга Николаевна, ну, и дети, конечно.

– Зоопарк! – сказала Лиза, вспомнив посвященный семье пассаж из дневника Елизаветы. – Вольер с макаками!

– Зря ты так! – возразил Петр. – Это они к тебе, может быть, неласковы, а так – милейшие люди.

– А я им чем мешаю? – спросила Лиза, пыхнув папироской.

– Ты в шаблон не укладываешься. Помнишь, у нас с этим тоже возникли проблемы?..

– Твои проблемы, Петя, стояли раком, если забыл, в моей собственной постели!

Эту сцену Елизавета Браге описала в таких подробностях, что впору было заподозрить ее в мазохизме. Но, скорее всего, она просто фиксировала убогую «прозу жизни».

– Ну, извини!

– Извинения приняты, – Лиза решила пока не обострять. – Напомни мне, как к дому на машине подъехать?

Вопрос не такой уж и странный, если учесть, что в зрелом возрасте Елизавета в доме бабки была считанные разы.

– А ты откуда поедешь? – Петр вопросу не удивился, и, значит, она все правильно сказала.

– Петя, ты же банкир! – искренно удивилась вопросу Лиза. – Или вас совсем думать не учат? Только деньги считать?

– А! – Петр, разумеется, был не дурак, но иногда, когда говорил с Елизаветой, попросту терял способность соображать. – Значит, вернешься в Шлиссельбург и поедешь через Мгу на Гладкое, потом на Войсковицы и в Колпанах свернешь на Гатчину, так?

– Так! – подтвердила Лиза, лихорадочно пытаясь вспомнить карту.

– Ну, тогда, просто! Свернешь на Петровское шоссе, потом по Двинской до большого перекрестка…

Он говорил, а она слушала. Слушала, запоминала, рисуя в уме карту, которую позже наложит на обычную – географическую.

– Значит, приедешь?

– Не боишься?

– Нет, с чего бы? Хотела бы застрелить или покалечить, в тот день – самое время было!

– Ну да! Есть в этом что-то…

На том и распрощались.

* * *

Наверное, ей стоило бы пропустить эту «теплую» семейную встречу. В конце концов, это не ее семья, не ее родственники, не ее враги. Так что, отказ и игнорирование – лучшая политика. Но с некоторых пор Лиза не только жила жизнью Елизаветы, стараясь ничем не выбиваться из образа и не привлекать к своей особе излишнего внимания. Она в какой-то мере жила за капитан-лейтенанта Елизавету Браге. Делала то, что Елизавета хотела делать, если верить ее дневнику, но не делала, исходя из очень разных обстоятельств и соображений. Из чести мундира, например, или страха выглядеть «чересчур женщиной». Теперь все это перестало быть актуальным, и Лиза могла себе позволить одеться, как хочется, пить, где придется, и общаться с теми, кого выбрала. Но, с другой стороны, такое положение дел накладывало на Лизу определенные обязательства. Она не могла допустить, чтобы было задето достоинство Елизаветы, чтобы кто-нибудь обидел ее, оскорбил или унизил. Лиза могла надеть платье прямо на голое тело и устроить дебош в компании гомиков и лесбиянок, но показаться слабой в образе Елизаветы Браге права не имела. Поэтому и решила ехать.

Страница 31