Август, в который никто не придет - стр. 19
– И все-таки… вас не оставляет чувство, что, делая свой выбор, вы что-то упустили, что-то потеряли?
– Знаете, вы верно подметили… оно и сейчас меня не оставляет, это ощущение… и вот сейчас я как раз намеревался наверстать упущенное…
– В смысле?
– В прямом смысле… я стану месяцем.
– Но вы же…
– Что я?
– Вы же… город…
– И что, почему город не может быть месяцем? Знаете, надоело мне это слушать, ты не можешь быть сразу домом и улицей, ты не можешь быть сразу светом в окне и одиноким фонарем на углу! Я буду месяцем и городом – и точка!
– Позвольте… уважаемый Таймбург… как же так… как же мы без вас… господин Таймбург!
– …это подлинная запись вашего интервью?
– Клянусь честью.
– И вы, уважаемый Букбург, полагаете…
– …я не полагаю, я видел собственными глазами, как город стал луной и поднялся в небо.
– И… и где нам сейчас прикажете искать Таймбург?
– Боюсь, что нигде. Мы потеряли его окончательно и бесповоротно.
– Удивительно… значит, мы можем увидеть Таймбург высоко в небе… сегодня ночью…
– Будем надеяться.
– Это что же получается, уважаемый Букбург… теперь вы будете столицей?
– Боже мой, никак не думал, что на меня ляжет такая ответственность… но что поделать, похоже, у меня нет выбора…
– …почтенный Букбург, у меня для вас плохие новости…
– Что такое?
– Мы нашли Таймбург.
– Разве это плохая новость?
– К сожалению, да.
– Отчего же?
– Мы нашли Таймбург на дне океана.
– Хотите сказать… он упал с небес, и…
– Да, к сожалению…
– Уж-жасно… быть не может, какая потеря… какая огромная потеря…
– Почтенный Букбург…
– Да?
– А что вы скажете об этом?
– Это… это что?
– Это ваше сообщение Таймбургу… в котором вы приглашаете его сделать театральную инсценировку… интервью с городом, который хотел стать луной…
– Как… как вы нашли это?
– Ну, знаете, это было не так-то и сложно… Что, уважаемый Букбург, сообщим в полицию, или сможем договори…
Хлеб, чтобы печь, печь, чтобы хлеб
А это съедобно, спрашивает Лара.
А съедобно, говорят Ларе.
А вкусно, спрашивает Лара.
А Ларе не говорят, руками разводят, да кто знает, вкусно или нет, кому-то вот вкусно, прямо всеми четырьмя зубами вцепится, хотя нет, четыре обычно руки… или ноги… или лапы… а рук две… а зубов тоже может быть четыре, бывает такое. Да и у кого х сейчас больше. А кто-то попробует, держит на кончике языка, и хочется выплюнуть, и не получается, нельзя вот так, еда-то на вес золота, не меньше. И глотает, как горькое лекарство, и даже заставляет себя не морщиться.
Вот так посидели, поели, и говорят, про что говорят, ну известно, про что, как всегда, про цены, вот в ближневосточных регионах там за центнер отбросов килограмм еды, это ещё справедливо, а в Европейских регионах килограмм еды дадут только за тонну отбросов, несправедливо это.
Еще посидели, поворчали, как они (кто они? Они, там!) землю делят, вот так, по линиям, по квадратикам, по регионам, и человек в одном регионе живет, а на соседней улице следующий регион начинается. И у тебя тут запаришься, пока отбросов наберешь на ужин себе, а на той стороне улицы всего-то ничего нужно собрать, чтобы еды дали…
Еще посидели, поговорили. Говорят, государство хочет все себе прибрать, чтобы государству все, а людям ничего. И продавать мусор будет. И менять его на это вот, непонятно какое на вкус. И будет между людьми еду делить, о-ох, знаем мы, как оно делить будет, одним ничего, другим… тоже ничего.