Размер шрифта
-
+

Авернское озеро - стр. 26

Желтые и красные кабинки, сдержанно грохоча, проплывали мимо, но Денис никак не мог выбрать подходящую. Наконец он запрыгнул в желтую и, по-особенному наклонив голову, как только он один и умел, подал Соне руку. Андрей легонько подтолкнул ее сзади.

– Мне понравился желтый цвет, – усевшись, заявил Денис. – Когда я тебя увидел, ты была в желтом.

– Говорят, это цвет разлуки. – Ей вдруг стало не по себе.

Но Андрей решительно опроверг:

– Я специально узнавал у цветочницы. Она сказала, что желтые цветы – к деньгам.

Денис мягко упрекнул его:

– И ты ей поверил? Цветы и деньги существуют в разных плоскостях. Они даже пересечься не могут.

– Но мы ведь платим за цветы!

– Платим. Но цветы-то этого не знают. Они уже мертвы к тому времени.

Кабинка медленно поползла вверх, и все замолчали, поглядывая по сторонам. Тополя нехотя уступали место серым, безрадостным крышам и заводским трубам. Денис тронул Соню за мочку уха.

– Ты правда прыгала с парашютом?

– А ты решил, что я просто хотела произвести впечатление?

– Нет, – не сразу ответил он. – Хотя это, безусловно, произведет впечатление на любого. Но я уверен, что ты не стала бы меня обманывать. У тебя не такие глаза, чтобы лгать.

Андрей отвернулся и уставился на темную полосу реки. Прилетавший оттуда ветер приносил запах лодочного бензина и рыбы, которая уже давно здесь не водилась. Говорят, когда-то в их реке ловили даже хариусов… Соня не помнила такого времени. Осторожно откинув голову, она стала следить за облаками. Ей нечасто доводилось подолгу смотреть на небо, и прозрачная голубизна поразила ее своей бездонностью.

– А тебе нравилось прыгать с парашютом? – снова спросил Денис.

– Мне нравилась сама высота. До того, что хотелось петь. Ты никогда не испытывал такого?

Не меняя положения, она увидела, как Андрей медленно повернулся, и тогда опустила голову, испугавшись, что он подаст Денису какой-нибудь знак. Но неподвижное лицо охранника не выражало ни любопытства, ни тревоги. Когда Денис ответил, она услышала голос человека, говорящего о вещах, малозначительных для него.

– Пожалуй, нет. Но я ведь никогда и не забирался особенно высоко.

– Выше крыши? – попыталась пошутить она.

– Да я и на крыше, кажется, ни разу не был. А что мне там делать?

Соня весело произнесла:

– У моей бабушки в деревне был сосед. Днем – обычный человек. А по ночам забирался на крышу своего дома и пел. Причем во сне. Очень странный случай сомнамбулизма. Что бы ты сказал о таком человеке?

Побарабанив пальцем по ровному носу, Денис спросил совсем как она у его мачехи:

– А хорошо пел?

– Хорошо.

– Тогда в чем дело? Он раздражал соседей?

– Нет. Но они беспокоились за него.

– Почему? Ведь он не буйствовал и никого не оскорблял. Когда человек поет – он счастлив. Разве не так?

– Его песни не назовешь веселыми…

– Думаешь, Шекспир не был счастлив, когда ему удавались трагедии?

– Ты считаешь, надо было оставить его в покое? – равнодушно спросил Андрей. – Мне тоже так кажется.

– Смотрите, мы на самом верху. – Денис вдруг встал, и телохранитель предусмотрительно вытянул руку, перекрыв проем.

Денис снисходительно потрепал его спутанные ветром кудри.

– Думаешь, я бы не улизнул от тебя, если б захотел? Вот смотри!

Он резко отскочил и перемахнул через край с обратной стороны. Под Сонин вопль Андрей рванулся за ним, но Денис уже спустился на металлический переплет, идущий от кабинки к центру.

Страница 26