Аудельфина. Книга 1 - стр. 44
Ага, получил фашист гранату, – пронеслась в голове у пулемётчика детская дразнилка, перебивая «Кино» – не остаться в этой траве, пожелай мне…
Позже, намного позже Конев понял, о какой траве поёт Виктор. Это отнюдь не трава полей боёв, в которой осталось лежать безчисленное множество бойцов всех времён и народов, и даже не та дурман-трава, которую предлагал Бес, на которую как бы вроде намекает певец, настоящий её смысл прячется намного глубже.
Осознание, что наши уже на подходе, а так же что в перестрелке, скорее всего, нейтрализован один из нападавших, вселяло уверенность и браваду. Он быстро поменял опустевший магазин РПКСа и, скрытно перебравшись повыше, на более удобную позицию, стал наблюдать из своего укрытия за действиями противника, попутно снаряжая патронами опустевшие магазины. Противник нигде не появлялся и не давал о себе знать. Затаиться ему смысла нет, ему сейчас ноги делать надо, но и мне ни к чему его догонять, а если раненого тащить задумает, то далеко всё равно не уйдёт, – думал Конев и принял положение лёжа для наблюдения за обстановкой. Понаблюдав несколько минут, он заметил, как со стороны базы к нему приближается БТР «80» с десантниками на броне. Тормознувшись в километре от горевших вагонов, он сбросил бойцов и, продолжив движение, прошёл сквозь тоннель, где, остановившись с той стороны, ощетинился пулемётами в сторону гор, ожидая дальнейших распоряжений командира. Рассредоточившись по склону горы, бойцы перебежками, используя для прикрытия горный рельеф, продвигались в сторону Конева. Взводного и прилипшего к нему связиста с рацией на спине пулемётчик узнал сразу, а также старшину – авторитетного правдоруба крепыша по прозвищу Гога, немногим позже угадалась тощая фигура Беса и крупногабаритного красноярца гранатомётчика Кирьяна, а так же писаря Краснова с которыми Конев находился в дружеских отношениях, затем Белый, Пуля и все остальные. Со стороны противника было тихо, это означало, что враг уносил ноги. Но точно об этом никогда не знаешь, если не знаешь наверняка. Конев откинулся от своего наблюдательного пункта на спину, поставил оружие на предохранитель и, застегнув ножки пулемёта, встал, ожидая командира для доклада.
Ещё не подойдя к пулемётчику, старлей который отвечает не только за выполнение боевой задачи, но и за жизнь и здоровье каждого своего бойца издалека завёл канонаду:
– Конь, ты что, сена объелся! Какого хрена ты в горы полез?! Команда не ясна была – охрана и сопровождение! Да ты у меня…
Тут прозвучал одиночный выстрел, прервав воспитательную речь взводного. Все бойцы из своих позиций сразу же открыли шквальный ответный огонь в сторону неприятеля. Но Конев этого уже не слышал. Пуля, загасив свою мощь о черепицу броневой пластины промеж лопаток, бросила тело десантника вперёд на камни, развернув лицом вверх. Пулемётчик лежал на спине, разбросав руки, и смотрел в голубое небо коньячными глазами, машинально, без единой мысли слушая небывалую вокруг тишину, где на фоне умиротворенного неба чудесно появилось лицо Ангела. Конев сразу его узнал – Ангел был из сна. Всё та же брюнетка, от которой исходило сияние, с серебристо-голубыми глазами-озёрами и широкими чёрными бровями-крыльями над ними. Это не было сном, как и не было явью, может быть, что-то среднее между ними, где-то на границе сознания и подсознания одновременно. Склонившись, Ангел заговорил грубым голосом Беса, но слова были медленными и плыли как будто издалека: