Аттила. Падение империи (сборник) - стр. 59
Аттила умолк, наслаждаясь ужасом посланников. Он как будто ожидал возражений, до того пристально были устремлены на римлян его глаза.
Наступило продолжительное робкое молчание.
Наконец, впечатлительный ритор не смог больше выдерживать; жажда противоречия преодолела в нем осторожность, развязала ему язык; хриплым, прерывающимся голосом возразил он царю гуннов, но его протест вылился в форму вопроса:
– А… когда ты возьмешь у нас все это… то что же ты милостиво нам… оставишь?
– Души! – без запинки отвечал Аттила. – И еще кое-что. Первосвященнику – там, в Риме, лишенном своих укреплений, – оставлю гроб того иудейского рыбака, которого он так почитает. А вам всем – ваших матерей навсегда. Что же касается ваших жен, дочерей и сестер, то вы можете располагать ими, пока они не приглянутся мне… Молчи, отважный Примут! Ни слова! Ни вздоха!.. Все должны вы мне уступить, хотя бы я захотел вымотать у вас заживо все внутренности. Вот какими беспомощными, обреченными на неизбежную гибель лежите вы у моих ног! Вы не можете устоять против меня, если бы даже у вас хватило на это мужества. Ступайте! Я вас отпускаю! Сегодня был великий день, потому что Аттила – меч бога войны, отомстил Риму за все народы, которые он топтал своей пятой в течение целых веков.
Эдико отвел связанного Вигилия в одну из многочисленных деревянных башен, служивших темницами; они были снабжены крепкими дверями, плотно закрывающимися ставнями и возвышались по углам улиц в лагере гуннов. Их плоские кровли находились на значительном расстоянии от соседних жилых домов, так что прыжок с высокой крыши на ближайшее здание казался невозможным.
Посадив византийца под стражу, германец догнал остальных послов, которые медленно шли домой, понурив головы.
Узнав Эдико, Максимин остановился и с упреком сказал:
– Ты, германец, затоптал сегодня в грязь римское государство!
– Это сделал не я и не Аттила, – возразил Эдико, – а ваш же император. Я только вскрыл бесчестный замысел…
– Да, – с досадой перебил Приск, – но я заметил при этом твое затаенное злорадство.
– Не стыдно ли тебе? – заметил Примут.
– Ведь ты не гунн, – упрекнул его и Ромул.
– К чему ты стараешься еще сильнее увеличить безумное самомнение варвара? – спросил Максимин. – Аттила и так считает себя чуть ли не земным богом.
– И откуда у тебя взялась эта неумолимая ненависть к нам, – начал Приск, – ведь, казалось бы, такому человеку, как ты, германцу родом, Рим должен быть ближе…
– Чем гунны? Ты это хочешь сказать, мудрый ритор? Так думал и я в былое время, так думал и мой отец. Но вы сами, римляне, излечили меня от этого безумия – уже давно и навсегда. Гунны грубы, дики, свирепы, – вы образованны, деликатны, учены… Но вы пропитаны ложью до мозга костей! К несчастью, я испытал это на себе.
– Говори дальше, чтобы мы могли тебя опровергнуть, – выкрикнул Приск.
– Это произошло двадцать лет назад. Узкая полоса земли, населенная скирами – к востоку от страны Ругов, становилась тесной для быстро возрастающего населения, потому что с того времени, как мы сделались оседлым народом и стали прилежно возделывать плодородный чернозем по берегам Дуная, Вотан и Фригга, Фрейя и Донар постоянно увеличивали наше число. Король Дагомут предложил рассудить это дело, и народ рассудил его, собравшись вместе. Было решено, что с наступлением весны третья часть мужчин, юношей и мальчиков, по жребию, отправится искать себе новое отечество. Жребий пал, между прочим, и на наш род, – самый знаменитый после королевского. Вотан указал нам дорогу. У отца было пятеро сыновей, способных носить оружие. Я, самый младший, только что был посвящен королем Дагомутом в звание воина. Вся наша семья со свитой и вольноотпущенниками направилась вниз по Дунаю. Мундцук, отец Аттилы, предложил нам поступить к нему на службу, предлагая необыкновенно щедрое вознаграждение, потому что скиры славились своей отвагой и силой, а отец мой, Эдигер, был знаменитый герой. Однако он отвечал Мундцуку: «Император византийский раньше нанял нас, хотя за меньшую плату, но мне приятно служить римскому императору из чести, чем гуннам – за золото». Император поселил нас во Фракии; мы много лет сражались за Византию против гуннов, против Мундцука.