Аттестат зрелости - стр. 80
Но Галь ответила вопросом на вопрос: а что бы это изменило? Разве, узнав о ее злосчастном контракте, Шахар тоже умерил бы свои аппетиты? Согласился бы он стать таким же, как все, уделять все внимание ей, идти с ней размеренно в ногу? Навряд ли.
– Я думала, что ты другой, а ты такой, как все мужчины! – твердо заявила она, утерев слезы. – Мама была права: вас надо уметь правильно выбирать, потому, что вы не знаете сами, чего вы от нас хотите. А я – знаю, чего хочу. Я хочу, чтоб меня любили. Я хочу, чтоб мой партнер всегда и во всем был со мной. А ты меня уже не любишь! Не любишь! И я ухожу от тебя. Прощай!
Девушка рывком натянула свитер, схватила ранец, куртку и бросилась к входной двери. Шахар очнулся только после того, как она с силой захлопнулась. Он тотчас помчался вслед за подругой и догнал ее на террасе. Крепко стиснув Галь в объятиях – так яростно она вырывалась из рук – он полулаской-полусилой упросил ее вернуться в дом чтоб во всем разобраться. Девушка вдруг обмякла, в бессилии повисла на нем, и он принес ее в квартиру на руках, как подбитую птичку, и усадил в большое кожанное кресло в гостиной. Когда ее эмоции немного улеглись, парень очень осторожно стал расспрашивать о контракте и о том, как он на нее повлиял.
– Это случилось через несколько дней после того, как мы побывали на море, – объяснила Галь.
– И с каких пор ты так встревожилась о нас? – спросил Шахар.
– С тех самых, – отозвалась Галь.
– Что же могло так резко измениться?
– То, что изменилось, Шахар, это мое впечатление о тебе и наших отношениях. Я всегда знала, какой ты, и всегда тобой гордилась. Но тот проклятый случай все испортил. У меня как будто бы раскрылись глаза на все, и мне стало больно, немыслимо больно оттого, что я вдруг увидела.
– И что такого ты увидела? – подхватил Шахар, лихорадочно вдумываясь в ее речи.
– Что нет между нами полнейшей взаимности! Нет единства! Нет равенства! Я отдаюсь тебе без остатка, а ты делишься со мною лишь частью твоей души, ну, допустим, половиной. А мне не нужно половин, мне нужно все!
– Но разве я не откровенен с тобой, не отношусь к тебе с любовью, не нежен и горяч с тобой в постели? – метался в соображениях Шахар. – Разве я когда-нибудь тебя обидел? Приведи хоть один пример в доказательство моей вины!
– Не в примерах дело, Шахар, оно в сердце! – Галь выразительно ударила себя кулаком в грудь. – Мои ощущения и есть тому доказательство! Ты стал каким-то неродным, куда-то пропадаешь от меня, не уделяешь мне внимания…
– Я уже все тебе объяснил и неоднократно извинился!
– Перемены проводишь с Хеном, Янивом, Раном, Эрезом…
– Не оставлять же мне товарищей!
– Даже если мы встречаемся нашей шестеркой, ты всего лишь по-хозяйски закидываешь мне руку на плечо и говоришь о каких-то безумных вещах, пьешь, играешь в бильярд, а я…
– Только, пожалуйста, не говори, что ты ревнуешь меня к пиву и бильярду! – улыбнулся он.
Галь слабо приподнялась в кресле, и умоляюще простонала:
– Прошу, не смейся надо мной!
Шахар подошел к балконной двери, служившей окном в гостиной, и прижался к нему лицом. В конце концов, его временная отключка была смехотворна перед долгими годами непрерывной близости. Тем не менее, в истеричных речах подруги была большая доля правды, в которой он, к великому его стыду, был вынужден себе признаться. Досада на себя и боль сжали его сердце подобно железным тискам.